Читать книгу "Заморский вояж - Михаил Михеев"

Овальный кабинет впечатления на Колесникова не произвел. Вообще. Наверное, потому, что в свое время видел его по телевизору и в интернете, и тогда он выглядел куда богаче. Правда, и называли его тогда обычно не овальным, а оральным. Не потому, что президенты США крыли там последними словами подчиненных (хотя, может, и крыли, кто их знает), а из-за похождений плейбоя-саксофониста с молодой практиканткой, впоследствии разъевшейся до размеров неплохой свиноматки. Впрочем, для приватного разговора кабинет и впрямь подходил неплохо.

Адмирал устроился в глубоком кресле и с усмешкой наблюдал за Рузвельтом. Тот, похоже, все еще не мог осознать, что не является больше хозяином ни этого кабинета, ни Белого дома вообще. Весьма интересное и поучительное было зрелище. Так бы сидел и любовался бесконечно, но, увы, дело прежде всего.

Вообще, президент выглядел, скажем так, весьма помятым. Ну, оно и понятно – не выспался, бедолага, да и последние дни явно провел в нелегких раздумьях о судьбе своей державы, да и собственной тоже. Конечно, условия содержания оставались относительно комфортными, вывозить его отсюда куда-то было попросту нерационально, и Рузвельт оставался в собственных апартаментах. Однако даже само круглосуточное наличие рядом словно бы шагнувших с картинки, затянутых в черную форму солдат могло выбить из колеи кого угодно.

Колесников, правда, отдавал себе отчет в том, что и сам выглядит отнюдь не подходяще для светских раутов. И все же пахнущий морским ветром и пороховой гарью мундир для офицера – норма, в таком не стыдно войти в любое общество. И красные от недосыпа глаза – тоже. А вот костюм, выглядящий так, словно его жевала корова, на чиновнике любого ранга – это уже совсем иной коленкор. И потому в глазах адмирала Рузвельт сейчас выглядел просто жалко. Увы, сейчас было не до жалости, не тот момент, да и не верил Колесников наряженному в овечью шкуру волку, еще до войны начавшему – об этом разведка доложила – уже близкий к завершению атомный проект. Однако и давить его пока что не следовало. Во-первых, сам умрет скоро, а во-вторых, он пока нужен…

– Ну что, мистер президент, что пить будете?

– Это что, вроде последнего желания приговоренного? – съязвил Рузвельт.

Колесников развел руками:

– Ну, я до таких пошлостей не опускаюсь, но если вы очень хотите, могу пойти вам навстречу. Так что будете? Коньяк? Джин? Виски?

– С содовой, пожалуйста.

– Ну, тогда руководите – лично я не умею, как вы, столь варварски портить напитки.

Минуты через три они уже вполне мирно сидели, молча утоляя жажду. Президент – своей алкогольной дрянью, Колесников – кофе, который ему принес расторопный адъютант. Спиртного не хотелось категорически, а вот крепкий кофе – самое то после нескольких дней боев, за время которых он спал в общей сложности не более шести часов. Рузвельт не торопился, явно оттягивая начало разговора, адмирал – тоже. Ему было наплевать.

– Ну что, приступим, пожалуй, – усмехнулся он, когда стакан американца показал дно. – Вы как, готовы к конструктивному диалогу?

– Готов, – после короткой паузы ответил Рузвельт. Оборот речи собеседника ему был явно незнаком, однако смысл он понял.

– Это хорошо. Надеюсь, вы понимаете, что война проиграна?

– Совсем не факт.

– Факт, – жестко отрезал Колесников. – Свершившийся факт. У вас нет войск, промышленность идет вразнос, флот измеряет собой глубину моря. Вы утратили инициативу. Мы же ею владеем и имеем достаточно инструментов, чтобы обеспечить выполнение тех задач, которые перед собой поставили. Сейчас уничтожен еще и центр управления остатками ваших сил. Максимум, что будет в перспективе, это партизанская война, для которой у вас тоже не самые лучшие стартовые условия. Переловим и расстреляем. И на переговоры с вами я пошел не только и не столько потому, что вижу какие-то трудности. Просто в нашу прошлую встречу вы говорили о жизнях немецких солдат. Для меня и немецкие, и советские солдаты – не пустой звук, я могу при нужде рисковать их жизнями, но и если есть возможность сохранить людей, я стараюсь это сделать.

– К чему вы мне это объясняете? – с интересом посмотрел на него Рузвельт?

– Для того, чтобы вы поняли: надо будет – мы вас уничтожим. Но не будет уже той практически джентльменской войны, как до сих пор. Мы просто перегоним побольше самолетов и начнем бомбами стирать сопротивляющиеся города. Квартал за кварталом.

– А вам не кажется, что это варварство?

Лютьенс хмыкнул про себя, вспомнив, что именно так действовали американские летчики в прошлой истории, улыбнулся:

– Это жизненная необходимость, продиктованная развитием нашей цивилизации. И да, чтобы между нами не осталось недоговоренности. Ваша семья, впрочем, как и семьи многих других высокопоставленных деятелей США, сейчас у нас. И их дальнейшая судьба зависит от результатов нашего разговора. Нет-нет, что вы, никто не собирается их расстреливать, но поселение, скажем, на Аляске, в трудовом лагере… В общем, вы меня поняли.

Рузвельт промолчал. Похоже, действительно понял, что игры в джентльменов закончились и жрать, если что, будут с костями. Однако лицо его оставалось спокойным и бесстрастным. То ли выдержка у президента была великолепная, то ли мозги работали не хуже компьютера и успели прийти к выводу, что хотели бы уничтожить – не стали бы разговаривать. Колесников щелкнул пальцами, привлекая его внимание:

– Читайте вот. Бумаги, которые вы получите, будут написаны дипломатическим языком, а в нем слишком много воды. Здесь же сухая выжимка, так будет проще для восприятия и быстрее.

Ну, откровенно говоря, здесь тоже было целых пять машинописных листов. Рузвельт взял их, начал читать… Потом поднял удивленное лицо:

– В прошлый раз вы были несколько… лаконичнее.

– Ситуация изменилась, – меланхолично ответил Лютьенс, не потрудившись даже освободить рот. Адъютант вновь принес ему кофе, на сей раз с бутербродами и тостами, и адмирал, вспомнив, что еще не завтракал, не теряя даром времени, исправлял положение.

– Сейчас она хуже для нас. А требования – ниже. Почему?

– Вообще-то вы не в том положении, чтобы задавать вопросы, – усмехнулся адмирал. – Но все же я отвечу. Потому что в тот раз нам было выгодно брать Америку целиком, а сейчас – нет.

Недоумение на лице Рузвельта буквально светилось. Колесников вздохнул:

– Франклин, я считал вас умнее. Или, хотя бы, сообразительнее. Какие расклады существовали в ходе нашей прошлой встречи? Огромная, не побоюсь этого слова, страна с развитой промышленностью и мощной экономикой. Сажай собственных управленцев – и пользуйся. Что мы имеем сейчас?

– И что?

– А сейчас, – терпеливо продолжал адмирал, – перед нами государство, лишенное центральной власти, с нарушенными интеграционными связями и разрушенными городами. Прежде, чем оно начнет приносить доход, придется вкладывать колоссальные средства для восстановления. Придется прикладывать массу усилий, чтобы удержать людей от голодных бунтов. В конце концов, погибло много людей, и у нас банально добавилось кровников, успокоить или просто уничтожить которых сама по себе трудная и дорогостоящая задача. Нельзя сказать, что экономика Альянса этого не выдержит, но зачем? А так мы получаем то, что нам необходимо, а разбираться с униженной, впавшей в нищету страной оставляем вам. Как видите, все просто и максимально рационально.