Читать книгу "Всего лишь 13. Подлинная история Лон - Дерек Кент"

Адвокат Энди в Манчестере связался с нами по поводу развода. Он сказал, что они почти разведены, осталось только заполнить некоторые бумаги.

11 июля

Лон узнала об отчете, вынесенном на собрании по защите прав детей 25 мая. Социальная служба должны будут оценить ее возможности по уходу за ребенком.

Лон была осмотрена врачами из Сатерлендшир[12]центра. Они знали о ее уязвимом состоянии рассудка, и они ей не раз напоминали, что при таких вспышках гнева, ей просто необходимо принимать лекарства.

Ее обучали родительскому искусству, но ее сложно было увлечь. Она не помогала профессионалам наладить с ней контакт; она предпочитала оставаться в стороне.

Когда Маи принесли в дом, я постоянно говорил Лон, чтобы она ее кормила, а после кормления держала вертикально, чтобы отрыгнуть воздух. Она не интересовалась ничем. Она предпочитала отдавать своего ребенка социальным работникам, когда он начинал кричать. Дважды социальные работники приносили Маи домой на 30–40 минут. Ей было очень сложно установить эмоциональный контакт с дитем.

Позже я спрашивал Лон, почему она не признавала своего ребенка, почему она не дала ребенку имени, которое сама выбрала, а предоставила это сделать медицинским работникам. Она делала вид, что не слышит меня.

Психотерапевт — консультант сказал, что поведение Лон — это отражение способа борьбы с физической болью, которую она испытывает. Это следствие психоза и биполярных расстройств. С другой стороны, врачи сомневались, что у Лон реальные психические расстройства. Когда она думала, что она больна, ей нужны были лекарства. А когда она себя уверяла, что здорова, тогда она отказывалась от лечения и при этом чувствовала себя хорошо. Конечно, в психиатрической лечебнице были другого мнения, но диагноз консультанта был не менее интересен. Психотерапевт посоветовал постоянно разговаривать с Лон. Ее спасут беседы, а не лекарства.

Через некоторое время у Лон появилась навязчивая мысль, что ее хотят отравить. Она все нюхала, и, если продукт был не запечатан, она просила меня первым попробовать еду.

Психотерапевты хотели встретиться с Лон, чтобы обговорить ее психическое здоровье. Она отказалась принять участие в собрании. Она думала, что они расисты и не любят азиатов. Она сама себе была врагом. После собрания психиатры решили снова отправить ее в Харпландз на короткое лечение. Если бы к ней снова пришел ее консультант, он бы просто назначил новые лекарства.

Возвращение домой из Харпландз

Психотерапевт хотел предложить ей тест по послеродовой депрессии. Я сказал ему, что она просто заштрихует все ответы, так как депрессия уже — часть ее жизни. Лон теряет контакт с реальностью. Отвращение к своему ребенку растет с каждым днем. Оно выражается через постоянные недовольства тем, что девочку просто ей приносят на время. Она до сих пор гуляет по ночам. Она думает, что я не знаю об этом, так как всегда выходит через заднюю дверь.

3 августа

Консультант-психотерапевт не смог убедить Лон пойти на прием к врачу, который в 2004 году поставил ей диагноз шизофрении. Лон была уверена, что доктора причиняют ей один вред. Ее обеспечили медикаментами.

7 августа

Лон пошла на предварительное слушание дела. В этот раз не возникло никаких проблем. Она признала себя виновной.

8 августа

По требованию Организации об опеке Лон назначили постоянного врача-психотерапевта. Он должен был приходить дважды в неделю и писать отчет.

История болезни Лон с ноября 2004 года по август 2007 года была местами неточной. То же самое было и у социальной службы. Я написал письмо на трех страницах, опровергающее некоторые факты. Я не посылал его в Организацию об опеке, так как мне это показалось бесполезным, но я послал его в социальную службу. Ответа не было. Прочитав его, любой смог бы сказать, что у Лон были серьезные психические отклонения.

В феврале 2006 года психотерапевт Лон написал в министерство внутренних дел, что у нее серьезное умопомешательство. У нее шизофрения. Он надеялся, что этот диагноз позволит ей остаться в Англии и получить здесь необходимую помощь.

В августе 2006 года было получено уведомление от Энди, что он не собирается поддерживать прошение Лон о визе из-за ее жестокого и неразумного поведения. Он также написал, что, если Лон откажут в визе, то у нее будут еще большие осложнения в психическом здоровье. Энди сказал: «Отошлете вы Лон обратно или нет, самое главное, не возвращайте ее ко мне; мы — просто друзья».

Во время моего отпуска в августе я мог присутствовать на встречах Лон с психиатрами. У Лон было почти стабильное состояние. Психотерапевты-консультанты не приходили в августе: у них был тоже отпуск.

Я позвонил Сью, старшему терапевту-консультанту и спросил, почему не лечат ее параноидальное состояние. Может быть, она нуждалась в дополнительных услугах. На что консультант вежливо ответил, что это не ее случай.

Позже я узнал, что министерство внутренних дел не дало допуска Лон к легальной работе.

31 августа Лон пошла на суд. Судье не нравилось, что в прошлое слушание Лон признала себя виновной. Он дал ей просто 6-месячный условный срок.

Сентябрь 2007

Лон не гуляла со мной с июля. Иногда, мне казалось, что она ненавидит меня. Как-то представился случай, и мы пошли в китайский магазинчик за специальной едой: тилапией, рыбным соусом, перцем, клейким рисом.

Она до сих пор слышала голоса, ее настроение менялось ежесекундно. Она постоянно меняла рацион питания: то она ела совсем мало, то слишком много, то совсем ничего. В результате, ей иногда не хватало еды, а иногда она ее выбрасывала. Все последние месяцы она пыталась вернуть еду в магазины, где та не была куплена: голоса говорили ей делать это. Ей казалось, что телевизор разговаривает с ней: это ее злило, и она хотела не раз его разбить. Иногда голосов было слишком много, а иногда она совсем их не слышала.

Телефон почти не звонил. Социальная служба приняла доклад психотерапевтов. Но это все было видимостью. На самом деле, никто не занимался Лон и ее психическим здоровьем. Никто о ней не заботился. А если это не шизофрения. А если это какое-то другое психическое отклонение. У Лон были проблемы, и они знали об этом. Это был какой-то сговор: никто не хотел ей помогать — ни медикаментами, ни лечением, ни удочерением ребенка.

Няни по уходу за ее ребенком, Анжела и Ванесса, были такого же мнения насчет разных служб. Нужно было искать родителей ребенку.

Однажды я заметил медсестру неподалеку от нас. Она пришла к соседке. Я попросил ее зайти к нам. Лон что-то рисовала себе иголкой на левой лодыжке акриловой краской. Медсестра убедила Лон, что там ничего нет, и ничего не движется. Лон прекратила свое занятие.

Я сказал Лон, что нужно продумать, как ей выбраться из Англии. Она послала меня подальше. Она видела свое будущее только в Англии.