Читать книгу "Проклятие Ивана Грозного и его сына Ивана - Юлия Алейникова"

– Да нет. Это уж идиотство. Кто по ночам столы из леса носит, – отмахнулся Даниил. – Так как-нибудь понесем.

Картину они донесли, прикрыв собой, правда, ждать пришлось долго, чтобы как следует стемнело. Даниил перелез через забор, принял у Вари картину, а потом скрылся в тишине ночи. Варвара же, стоявшая возле забора на улице, от страха и неизвестности чуть не померла. Она стояла, прижавшись спиной к забору, таращась в темноту и прислушиваясь к каждому шороху.

– Ну, все, – спрыгивая рядом с ней с забора, шепотом сообщил Даниил, – пристроил.

– Куда?

– В подвал. Там у них окно некрепко держалось, я его легонечко выдавил, залез, опустил картину в подвал, протер со всех сторон. Прикрыл каким-то тряпьем, осторожно вылез, вставил обратно раму и камнем забил болтавшиеся гвозди. Думаю, сойдет.

– А как ты думаешь, они следы в саду изучать не станут? Или там микрочастицы ткани на оконной раме? – тревожно принялась спрашивать Варя.

– Ты что, специально это делаешь? – останавливаясь, спросил Даниил. – Сперва я туда слазил, рискуя жизнью, подкинул картину, чтобы выручить твоего впечатлительного неврастеника, а теперь ты меня пугать начинаешь?

– Ой, прости, я как-то не подумала, – прикрыла свой болтливый рот руками Варя.

– А надо думать, – сердито попенял ей Даниил. – Но на самом деле думаю, что так тщательно осматривать местность они не станут. Хотя ботинки я все же выброшу, и куртку тоже. Но ведь, по сути, они будут думать, что картину сюда привез сам Томашевич. Это логично и очевидно. Так что осматривать следы на земле или микрочастицы ткани на рамах, в общем-то, незачем.

– Ну, да. Ты прав. А все же хорошо, что у тебя в машине перчатки были, – не удержалась от комментария Варя. – Хоть отпечатки пальцев не обнаружат.

– Слушай, если каркать не перестанешь, я в случае чего тебя за собой потяну, – пригрозил ей Даниил, и остаток пути до машины Варя старалась рот больше не открывать.

– Ну что, дело за малым. Известить полицию, – выруливая с проселка на трассу, – озабоченно заметил Даниил. – Я вот думаю, может, какого-нибудь бомжа подрядить?

– А я думаю, Каменкова. Пусть шеф поработает. У него связи есть, он может это дело тонко провернуть, – поделилась Варя собственными соображениями, которые родились у нее во время затяжного молчания.

– А он нас не подставит? – с сомнением поинтересовался Даниил.

– Пусть только попробует, – хмыкнула Варя. – Мы сами его подставим. И потом, я не собираюсь рассказывать ему все подноготную. Про тебя и про Зелинского вообще упоминать не стану. А скажу просто, что Томашевич, оказывается, внук Зои, и у них есть дача, и Томашевич, по моим предположениям, мог там спрятать картину. Ну не дурак же он ее дома держать, к тому же дача оформлена на Зою.

– Точно. Молодец. Звони прямо сейчас, – обрадовался Даниил и даже машину повернул к обочине.

– Ты что, сейчас! Три часа ночи, – постучала по лбу пальцем Варя. – Завтра сообщу.

– Нет. Звони сейчас. У меня предчувствие. Зоя с сыночком и сама может завтра на дачу наведаться. Надо торопиться. Звони, – настойчиво велел Даниил, и Варя послушалась.

Эпилог

Картину полиция нашла, явившись на дачу почти одновременно с семейством Томашевичей. Те, надо отдать им должное, вытаращили глаза и дружно поклялись, что ни о каком Репине отродясь не слыхали, как он попал на дачу – ни сном ни духом. На даче давно не были, приехали вот проверить, как тут дела.

Про Варю и Даниила никто не упоминал. Следствие по делу о гибели Сергея Алтынского закрыли. Как показала экспертиза и раздобытые где-то полицией свидетели, его столкнул в воду Томашевич, когда они, подвыпившие, спустились к воде, чтобы помочиться. Зачем они вместе пили и почему гуляли по каналу, теперь уже не узнать. Но, судя по всему, Сергей подозревал Томашевича в краже и хотел поговорить с ним по-мужски. Тот его напоил и скинул в воду. Кто убил самого Томашевича, осталось невыясненным.

О Зелинском никто во время следствия ни разу не вспомнил. Андрей Валентинович выздоровел и физически, и психически. Сумел смириться с утратой, обрел душевную гармонию и приступил к работе. Единственное, что не дает ему покоя, это убийство Томашевича, хоть и не преднамеренное. Но по совету Варвары он нашел способ хоть частично искупить свою вину. Она разыскала благотворительное общество, помогающее больным детям, сиротам, одиноким старикам, в которое Андрей Валентинович устроился волонтером и очень активно в нем работает. А еще он познакомился там с одной милой девушкой, за которой начал ухаживать, причем с серьезными намерениями. Мама Андрея Валентиновича тихо радуется и держит кулачки на счастье.

По окончании следствия картину Репина вернули законным владельцам, Булавиным. И тотчас же против них был подан иск от «законного» наследника картины Даниила Самарина. В качестве подтверждения законности своих притязаний на Репина он представил суду дневники академика Российской Академии художеств Павла Петровича Доронченкова, в котором черным, точнее, синим по белому было написано, что Илья Ефимович Репин подарил портрет Гаршина некой Елизавете Николаевне Савеловой, у которой он позднее был похищен предками Булавиных-Толмачевых. Промежуточную историю с Зелинскими и чекистом Чугуновым Даниил решил опустить для простоты дела. Как ни странно, после долгого, изнурительного делопроизводства и многочисленных судебных заседаний картину Даниил получил. Чем несказанно поразил Варвару, все еще поддерживающую с ним приятельские отношения.

Хотя приятельскими их назвать было бы не совсем корректно. Да и вообще, формулировку им подобрать было сложновато. Варя, во всяком случае, затруднялась. Они регулярно встречались. Вроде бы их встречи были похожи на свидания, но при этом поцелуев или чего-то более интимного между ними не случалось. Нет, Даниил несколько раз по разным поводам чмокал ее в щеку, она его один раз поцеловала, но за год знакомства это, согласитесь, не очень много. И при этом Варя определенно ощущала к себе интерес со стороны Даниила. Интерес мужской. Да и ей самой он вроде как начал нравиться. А может, она к нему привыкла? Во всяком случае, стоило ему пропасть на два дня, как Варвара начинала скучать, волноваться и мучиться ревностью. А однажды, когда он пропал на три дня, она даже сама ему позвонила, чего никогда прежде не делала без уважительного повода.

Что связывало их с Варварой, кроме преступной тайны, Даниил и сам не понимал. Но отчего-то упорно звонил ей, приглашал на свидания, при этом вел себя словно подросток из советского черно-белого кино. Держал за руку, провожал домой, и вот, собственно, все. Но самым тревожным было то, что он фактически перестал встречаться с другими женщинами. Это пугало и настораживало. Он влюбился? Постарел? Может, болен? Удовлетворительного объяснения не было. Просто его влекло к Варе, и все тут. Ему с ней было интересно, иногда она его страшно раздражала и даже бесила, иногда они хохотали до упаду, поскольку Варино чувство юмора, оказывается, было ему близко и понятно. Даниилу подобные резоны весомым поводом для регулярных встреч не представлялись, но как-то незаметно он стал все больше задумываться о семье и женитьбе. И как-то необъяснимо на фоне этих мыслей все время всплывала перед его мысленным взором Варвара с махровым полотенцем на голове, свежая и румяная, мирно пьющая кофе на его кухне. Бог знает что, отмахивался Даниил и приглашал Варвару на очередной спектакль.