Читать книгу "Скандинавия. Разочарованный странник - Катя Стенвалль"

Если мы по дороге к метро покупали кофе в бумажных стаканчиках, Георгий снова приходил в радостное расположение духа:

— А ведь я знал, что буду сегодня пить кофе у метро. Ну вот было у меня такое предчувствие! Надо же, ещё выходя утром из дома, я уже знал, что куплю кофе в киоске. Вот не в кафе, не в ресторане, а именно на улице. А ведь так и получилось, как мне сердце подсказало! Я вообще никогда не ошибаюсь. Всегда знаю, что меня ждёт.

Конечно, с Георгием старались как можно реже разговаривать на посторонние темы, общались только по работе. Никто не хотел ездить вместе с ним домой или обедать в его компании, потому что он мог заговорить собеседника до полусмерти. Одна история сменялась другой, потом третьей, и так далее.

У него просто не закрывался рот. Я понимаю, что он всё выдумывал. Но, с другой стороны, если подумать, это совсем не смешно.

Ведь, похоже, человек и в самом деле немного тронулся умом в результате беспорядков, творившихся у него на родине. Наверное, там и впрямь имели место танки или какие-то войска бесчинствовали в его деревне, действительно убили кого-то из его семьи, и Георгий это видел. Весь его мир тогда рухнул: распадались семьи, рушились дома, дед с братьями овец больше не пасли. Он с кем-то куда-то бежал, прятался, потом их каким-то образом отправили за границу. И он начал рассказывать бесконечные истории, похожие одна на другую. Рассказывал их, наверное, и в иммиграционной службе, и подростковому психологу в лагере, чтобы их оставили в Швеции. Пока сам не начал путать, что правда, а что выдумка. Создал себе предсказуемый понятный мир, где силы добра стоят на его стороне и где есть волшебные средства справиться с внезапно нагрянувшей катастрофой.

Июнь 2009 года

Куда ведёт метро?

Недавно ехала в Большой Магазин, в котором продаётся ВСЁ. Вышла на самой дальней станции и смотрю по сторонам: где же он? Магазина не видно, а ведь это должно быть огромное здание, затмевающее собой всё на свете. Мегасупермаркет — такие обычно строят на окраинах, чтобы им ничто не мешало.

В Швеции так бывает, что метро ведёт в никуда, в лес или поле. И непонятно вообще, зачем это метро провели, для кого потрачено столько денег? Представьте, что к вашей даче провели метро. Не электричку, а вот прям ветку метро, и поезда ходят раз в семь минут. Да что там к даче! Прямо к озеру провели, которое в семи километрах от дачи. Правда, здорово?

Вот я вышла со станции и стою. Озираюсь по сторонам. Ага, вот какой-то указатель. Наверное, там всё написано. Все ведь едут в этот магазин, иначе зачем же ещё сюда ехать? За грибами разве что, так ещё не сезон. Наверное, каждый посетитель магазина, как и я, выходит в чистом поле и думает, куда ж ему теперь идти. Вот для таких-то и установлен указатель.

Смотрю на стрелочки. И что, вы думаете, там написано?

Направо пойдёшь — «Урминге, 0,5 км». То есть деревня Гадюкино. Но никакого Гадюкина в полкилометре не видно. Снесли его давно, годах в семидесятых. А теперь там: «По-о-о-о-оле, шведс-с-с-с-с-ское по-о-о-оле!»

Налево пойдёшь — «Свининге, 1 км». Свиняткино. Но налево я вижу только лес, и никакого Свининге.

Прямо пойдёшь — попадёшь в «Етинге (Козлове), 200 м». Ну это уж вообще! На расстоянии двух сотен метров разве что заправочная станция виднеется. На станции можно разжиться кофе в бумажном стаканчике, что я и делаю. А про Большой Магазин ничего не написано. Когда же, спрашивается, установили этот указатель? В пятидесятые годы? Когда ещё были на карте Урминге и Свининге, и они были нужны людям, к ним вела ветка метро. Сюда ездили из города. Представляете, сколько народу тогда выходило на этой станции и какого народу? Когда ещё не было супермаркета и ездили сюда только те, кому надо было попасть в Гадюкино, Свиняткино или Козлово. А зачем кому-то в эти деревни попадать? Родился в Свиняткино — так и живи там, нечего разъезжать на метро.

Я представила себе пятидесятые годы (правда, смутно). Стокгольм, где мало машин и все продукты покупаются в маленьких специализированных магазинчиках. Колбаса — в колбасном, а сыр — в молочном. По улицам ещё ходят трамваи. И люди тоже ходят. Дамы и господа в шляпах. Няни ведут детей гулять в Васапаркен. Астрид Линдгрен ещё совсем не старая, стоит у раскрытого окна, кормит голубей — и улыбается. Процветает шведский конькобежный спорт. И в часе езды от центра — конечная станция метро. Достижение науки, прогресс! Раньше сюда добирались на лошадях, а теперь, пожалуйста, метро, как в Лондоне!

Вы спрашиваете, ну и кто ездил в Урминге? Сейчас узнаете! Ну… Юханссоны, например, если уж надо обязательно называть имена. Потому что Марта Юханссон — она ведь была урождённая Маттссон. Маттссоны здесь испокон веку живут, а Марта из их семьи, из Маттссонов. Она просто вышла за Юханссоновского мальчишку, за Буссе. Разве вы не в курсе? Ну и уехала из Урминге в Свининге, насовсем уехала, но о своих не забыла. Не такой она человек, чтобы забывать! В Урминге родилась — значит, наша, урминговская. Вот она по выходным и ездила к своим, проверить, что там у них и как.

Вот такие вот дела. Ещё этот парень ездил, этот Эрикссон, который за Лизой ухаживал. Лизой из дома Ларссонов. Ездил-ездил, а потом и не женился. И так бы и пропала она, с ребёнком-то. Она не виновата, не мог же у неё ребёнок просто так появиться, из воздуха. Так не бывает. Вон телята родятся, и то обязательно бык нужен. А если поросята, то хряк. Это всё парень тот, из другой деревни, Эрикссон, чёрт бы его подрал. А потому что он не местный! Понаехали тут на новом этом метро! Вот в мои времена никакого метра не было, так и внебрачных детей тоже не было. Лиза кричит: «В омут брошусь!» Ну, в тот, который рядом с Етинге. А пастор ей и сказал, что это не дело и такого у нас отродясь не бывало.

Внебрачный ребёнок или брачный, а надо свой крест нести и Езуса нашего Кристуса не гневить. А тут и появился тот, другой, который из Свининге, Янссона сын. А в Свининге они там все порядочные, не в пример этому Эрикссону. Он Лизу давно любил и сразу женился, а она потом всё равно померла, а он остался с семерыми детьми, и все не от него. Это потому, что не наша деревня, а на метро все приезжают, кому не лень. А Урминге, между прочим, не резиновая!

Или вот ещё, в пятьдесят седьмом дело было: приезжали к нам сюда кино снимать. Тоже на метро на этом ездили. А самая главная актриса — не то что на метро, а прям на самолёте из самой Америки прилетела! Во до чего дожили. Эти голливудщики понаедут, всю траву тут повытопчут, сигаретами своими воздух нам испортят, а потом раз — и обратно в Америку. Только их и видели. Эта американка такая была красавица! Грудь — во такая! Глазищи — в пол-лица. Белые волосы до пояса, и ноги такие, что убиться можно. Короче, на Биргитту нашу похожа. Ага, на Биргитту-доярку, на придурошную, которую замуж никто не взял. Эта актриса была сильно богатая, она там, у себя в Америке, была миллионеркой. Нос зажала и говорит: «Ах-ах, как здесь дурно пахнет. Чем это?» А рядом Ула оказался, Нильсов сын, ну рыжий, толстый такой детина, не помните, что ли! Он и отвечает: «Так известно чем. Навозом». Актриса — раз! — в обморок упала. Еле откачали. Киношники велели всё вокруг духами побрызгать, А она пришла в себя и говорит: «Никогда я не видела такого красивого мужчину, как этот златоволосый крестьянин. Хочу тотчас же на нём жениться!» И выдали нашего Улу за американскую актрису, он потом уехал с ней в Америку и стал миллионером. Мне подарок прислал — банку гуталина, ботинки чистить.