Читать книгу "Копье Милосердия - Виталий Гладкий"

А различные старинные вещички, которые выставлены в шкафах просторной гостиной, и картины, висевшие на ее стенах, и вовсе стоили немыслимых денег. Это Арсений Павлович знал точно. Однажды он не поленился и поинтересовался у одного музейного работника, вхожего в дом Тихомировых, сколько за все это добро можно выручить на аукционе. Сумма, которую назвал увлеченный своим делом очкарик, из тех, кого называют «не от мира сего», потрясла бывалого опера. Тогда он и вынужден был сознаться самому себе, что меры по охране этих сокровищ, предпринятые Тихомировыми, никак нельзя назвать излишними.

И вот теперь ему снова предстояло разбираться с очередным инцидентом, связанным с проникновением в дом его, можно сказать, старых знакомых и почти приятелей.

— Вы уже подполковник, — сказал Глеб; он все еще находился на взводе от недавнего потрясения. — Поздравляю. Уж вы-то точно заслужили эту звезду.

— Спасибо, — ответил Рукавишников. — Только не нужно кидать мне леща. Ты лучше расскажи, что хотели эти мазурики?

— А я знаю? — Глеб с невинным видом пожал плечами. — У них спросите. Наверное, то же, что и остальные. С одним различием — эти ворвались в дом, можно сказать, у меня на плечах, и если бы не система, то, боюсь, слал бы я сейчас вам приветы с того света.

Он решил не рассказывать подполковнику о тайном «судилище», пока сам до всего не докопается. Или пока арестованные не сознаются. В этой истории существовала какая-то странность, которую он никак не мог разгадать. Что-то неуловимое, неосязаемое как элементарная частица мироздания, существование которой неоспоримо, но увидеть ее невозможно.

— Да уж, система у вас конкретная… — Арсений Павлович покачал головой. — Она до того подействовала на одного из бандитов, что его в психушку увезли. Совсем сбрендил. Встал на четвереньки и начал кидаться на сотрудников, а затем и врачей, все пытался укусить. А потом поднял ногу и сделал лужу. Как собака. А сам весь в наколках. Он сидел, и много сидел, судя по размалевке. Это же надо, какой впечатлительный отморозок попался…

— А его напарник?

— Тот вообще пошел в отказ. Тупо смотрит прямо перед собой, почти не моргая, и молчит. Такое впечатление, что его зомбировали. Ни имени, ни фамилии не называет. Но это дело поправимое. Поищем в картотеке, найдем. Парни битые, значит, зоны не миновали.

— А что с двумя остальными? — осторожно поинтересовался Глеб.

Оперативники примчались на удивление быстро и прихватили не только «инквизитора», но и белобрысого водителя, который остался сидеть в машине и не успел или не захотел сбежать.

Рукавишников как-то странно посмотрел на Глеба и ответил:

— Вот по этому поводу, Глеб Николаевич, я и пришел к тебе чаи погонять.

— То есть?..

— Понимаешь ли, странная история получается. Раньше к вам в дом лезла разная босота, а на этот раз — ты не поверишь! — вполне приличные иностранные граждане, притом один из них с дипломатическим паспортом. Каково, а?

Глеб был поражен. Ни фига себе! Выходит, он не ошибся в своих предположениях, уловив в речи «инквизиторов» иностранный акцент. Но то, что они дипломаты, на это его фантазии не хватило.

— Да-а… — с глубокомысленным видом протянул Глеб, чтобы выиграть время. — Поразительно…

— Вот и я об этом… — Арсений Павлович смотрел на Глеба остро, с характерным прищуром.

«Как обычно, первым в списке подозреваемых по делу значится Тихомиров-младший, — не без иронии подумал Глеб. — Ох, уж эти сыщики!»

— И как их имена?

— Водителя зовут Альфред Хартман, а главный, который с дипломатическим паспортом, — Ульрих фон Ностиц.

— Никогда не слышал.

— Да ну? — Рукавишников хитро ухмыльнулся. — А вот герр Ностиц утверждает, что пришел к вам в гости по приглашению вашего батюшки, Николая Даниловича, а вы так нехорошо с ним обошлись. Он возмущен и грозит, что будет жаловаться в МИД.

— На отца?

— Нет, на наше ведомство. Мои парни слегка… кгм!.. — Арсений Павлович с деланным смущением отвел глаза в сторону, слегка помяли эту гопкомпанию. Но кто же мог знать, что они такие важные персоны, да еще и обладающие дипломатическим иммунитетом?

— Понял. Значит, теперь все шишки достанутся мне. Вы решили обвинить стрелочника.

— Ну зачем ты так… Никто обвинять тебя не собирается. Просто ошибочка вышла. Ты ничего не знал о визите фон Ностица и его «консультантов» (это он так красиво наименовал двух русских «шестерок»), а поскольку времена сейчас смутные, решил перестраховаться и включил ловушку для воров. Мало ли чего. В доме много ценностей, а тут какие-то подозрительные людишки…

— В общем, рабочая версия у вас уже готова. Дело в корзину, а немца и его подручных отпустите на все четыре стороны, притом с извинениями. И все будет путем — и волки сыты, и овцы целы. А мне всего лишь нужно написать бумагу под вашу диктовку.

— М-м… Ну, в общем, суть проблемы ты верно схватил.

— Еще как верно. А ежели я заартачусь? Если продолжу настаивать, что никакие они не гости, а ворюги, бомбилы, которые хотели ограбить дом? Вы мои интересы учли? А что, если они вернутся и доведут дело до логического завершения?

Рукавишников поскучнел.

— Глеб Николаевич, пожалей меня и мой отдел, — сказал он жалобно. — До этого фон Ностица у нас руки коротки. И потом, мы уже и его, и Хартмана отпустили. Не имеем права задерживать. Хочешь, чтобы у меня появилась очередная головная боль в связи с нераскрытым грабежом?

— Нет, не хочу… — Глеб лихорадочно соображал. — А как с двумя бандитами? Вы их тоже освободите?

— Хе-хе… — Арсений Павлович коротко хохотнул. — Обижаешь, Глеб Николаевич. С ними мы поработаем. Плотно поработаем. Тут уж никакой немецкий фон-барон нам не указ. Расколем, как обезьяна орех.

— Это как?

— Камешком, Глеб Николаевич, камешком. Эти «орлы» так просто от нас не улетят. И пусть фон Ностиц жалуется на российскую милицию хоть в Лигу сексуальных реформ.

— Блажен, кто верует… — буркнул Глеб.

— Сомневаешься?

— Есть немного.

— Почему?

— А вас не удивила странная реакция «быков»? Одного в психушку свезли, другой впал в ступор.

— Ну, это бывает с такими людьми, как они. У преступников всегда нарушена психика.

— Но не до такой же степени!

Арсений Павлович внимательно посмотрел на Глеба, пожевал губами — это у него так выражался внешне усиленный мыслительный процесс и осторожно спросил:

— Считаешь, что им что-то укололи?

— Не исключено. Или подсыпали. Какой-нибудь порошочек иностранного происхождения, о котором ни наши фармацевты, ни эксперты-криминалисты понятия не имеют.

— Но они же были нормальными, когда вошли в дом!