Читать книгу "Сага о Великой Степи - Мурад Аджи"

– Сколько лет тебе жить?

– Спросите у хозяина, – ответил конь.

Баку – Гусары – Москва, 1991–2009 гг.

«Пропавшие» границы и страны

С каждой новой поездкой откровеннее и откровеннее представала картина Кавказа, который напоминал застарелую гнойную рану: веками здесь идет война людей, уже не знающих, за что воюют и как. Люди расходуют себя безо всякого смысла… Но чтобы понять глубину случившейся трагедии, надо знать о Кавказской Албании, о государстве, на которое политики наложили табу.

Эту страну тоже стерли с географической карты, вытравили из памяти людей. В итоге забыто величайшее государство, которое по уровню власти в культурной жизни Европы считалось никак не ниже нынешнего Ватикана.

С IV века в Кавказской Албании, главном духовном центре христиан, решались важнейшие вопросы становления религии. До 1836 года служила Албанская Апостольская Автокефальная церковь – куратор поколений европейских епископов и митрополитов. Здесь получали знания и сан. Самая значимая Церковь раннего Средневековья, колыбель христианства, и вдруг бесследно исчезла?.. Фантастика какая-то.

Меня как географа поразило, что нет описания границ Кавказской Албании. Какую территорию занимала страна? Какой народ заселял ее? Чем он жил? Все неизвестно.

А это важные вопросы, в них ключ к пониманию причин современных трагедий, вроде бы не связанных между собой, но связанных с Кавказом, с историей Европы… Как, скажем, судить о Чеченской войне, о грузино-абхазском противостоянии или об армяно-азербайджанском конфликте, не зная событий, предшествовавших им?

У каждого из нас есть шея, она дана человеку чтобы оглядывался. Ну, хоть иногда… Я вспомнил эту восточную пословицу, желая «покопаться» в истории – оглянулся себе на беду Кажется, увлекся и не заметил, как очертил контур границ Кавказской Албании, а с ним круг проблемы. Не следовало делать это, потому что теперь знаю: деление Кавказа на Северный Кавказ и Закавказье придумали политики. Войны – дело их рук. Придумывали, чтобы разодрать древнее государство, лишить истории и затем напустить туман на причину нынешних трагедий.

Налицо тончайшая попытка замести следы колониализма. Увы, этот вывод – не преувеличение.

Ныне, как известно, Кавказскую Албанию связывают с Северным Азербайджаном, что, мягко говоря, не корректно. Ее первой столицей был Дербент, но граница шла за Дербентом, на севере, как далеко? Ответа нет. А должна остаться естественная межа, потому что дальше лежал Дешт-и-Кипчак (его Хазарский каганат).

К географическим границам во все времена люди подходили ответственно, они проводили их по естественным рубежам: по фарватеру реки, по горному хребту. В противном случае на границе размещали курганы или приграничные камни.

Словом, мне требовалось найти в Дагестане то, чего давно уже нет… Но есть!

Дагестан – родина моих предков, страна гор, которая осталась без истории. Там народная память хранит то, что политики по недомыслию считают утерянным. А ничто не пропало, все по-прежнему на виду. Живо. Не беда, что находки выглядят этнографической загадкой, все зависит, как взглянуть на них – с каким знанием дела.

Среди кумыков бытует деление на «засулакских», то есть чужих. Для северных кумыков южные кумыки – засулакские, для южных – северные. Вроде бы бессмыслица? Но я подумал, не река ли Сулак была границей Кавказской Албании на севере? Похоже, очень похоже. Кумыки как народ появились в XIX веке, когда Россия колонизировала Кавказскую Албанию, до той ее победы южных кумыков звали кипчаками (барсилами), а северных – кавказскими татарами, или куманами. Те и те говорили на одном языке, их-то и объединили в один народ. Всех скопом. Не думая.

Царизм этнографические проблемы решал росчерком пера, Советский Союз – того быстрее. Колонизаторы написали историю Дагестана и всего Кавказа, поэтому в ней все так, как есть сегодня, – мягко говоря, нелогично… Многое вообще забыто, в частности забыто то, что существует народная память, которая не подвержена цензуре.

Тут важно бы знать, что южные кумыки пришли на берег Каспия за тысячу лет до северных, они пришли во времена Великого переселения народов. На Кавказе, то есть в новой для них культурной среде, у них сложились новые правила жизни, чуть изменился язык. Например, их селения в XIX веке были из камня, тогда как у северных кумыков – из самана. И планировка селений была иной – ближе к городу, иначе говоря, с закрытыми кварталами. Отличить их селения легко, по названиям. Выдает окончание «кент» – Каякент, Башлыкент, Карабудакент и так далее.

Конечно, это далеко не единственное, что отличало выходцев с Алтая, которых царизм назвал кумыками. Память народа бережно хранит прошлое как знак этнической самобытности, чего и не поймут политики… «Не во власти народа терять из памяти» – эти слова Тацита прозвучали еще две тысячи лет назад.

Южные кумыки сберегли отзвук времен, когда тюрки делились на орды и тухумы, роды и семьи, когда понятие «свой – чужой» было иным, чем ныне… Этнографические «нюансы» истории многообразны и очень убедительны, только изучал ли их кто из историков по-настоящему? Такие работы редкость. А по адатам кумыков можно судить, как делилось кавказское общество, по каким законам жило, общалось, воевало, праздновало, думало. Все как на ладони.

Карта Кавказа. Г. Делиль. XVIII в.

Вновь повторяю, на Кавказе поведение отличало людей! Не национальность. Не этнические корни. Царизм «собирал» сегодняшние народы из осколков Кавказской Албании, собирал грубо, навязывая людям новые традиции и нормы быта. Старое заставлял забывать, новое обязывал помнить. Силой! Под страхом смерти. Так поступали все агрессоры мира. Пример появления Грузии и грузин, о которых я рассказал ранее, по-моему, более чем убедителен: два поколения в неволе – и новый «народ» готов. О лезгинах тоже рассказал, и они не считались «единым народом». Горцы и есть горцы. А какие? Кавказские, конечно.

Так объясняла народная память, и тут власть колонизаторов была бессильна. Память не исчезает, память сохраняется, переходит от деда к внуку, ложится в сюжеты народных сказаний, живет в привычках и застольных разговорах. Даже в анекдотах и пословицах. Собственно, она, память, и есть народ, его история, его душа! Видимо, поэтому я чувствовал себя среди лезгин как дома. У братьев. Их боль стала моей болью.

…Знания, оставленные предками, привели меня к лезгинам, а потом и на берег реки Сулак.

Ныне это малоприметная река, не похожая на пограничную реку, в горах она бурная, а когда выходит на равнину, затихает. На ее южном, «албанском» берегу, у самого стыка гор и равнины, сохранились следы крепости и древнего города – оборонительная стена, фундаменты башен, курганы. Сооружение закрывало (или, наоборот, открывало) путь в горную Албанию, оно служило таможней и заставой, его звали Беленджер, теперь – Чирюрт. Я расскажу о том подробнее, но чуть позже, это было неожиданное для меня самого открытие.