Читать книгу "Абориген - Андрей Лазарчук"

А потом – наконец – я увидел движущиеся по воздуху рубиновые, чуть размытые по краям цифры, огромные, как города: «9–9 – 6».

Не поверите – я успевал. И не только на банкет.

Теперь мне нужна была дорога…

С первого захода я не сел, по дороге нёсся обвешанный прожекторами грузовичок, они осветили меня – и ослепили, попали как раз в тот момент, когда я форсировал ночное зрение; и мне пришлось уходить на второй круг. Кстати, это и был тот самый Вилли Бахман, оператор, со своими друзьями.

Я зашёл на второй круг, это заняло чуть больше минуты, обогнал грузовичок, дорога была пуста, только впереди, в километре примерно, горела пронзительно-лиловым пламенем финишная черта, а за ней толпились сотни людей. Всё это было преувеличенно ярким и чётким, как на туристическом плакате.

Земля опять не хотела меня принимать, я тянул, и тянул, и тянул на малой высоте, уже почти остановил моторы, а скорость всё никак не падала, лиловая черта была совсем рядом, а за ней толпа, которая вовсе не собиралась разбегаться, и тогда я сделал глупость: взял ручку на себя. Чуть-чуть. Но этого хватило: самолёт взмыл метров на семь, завис, полностью потеряв и скорость, и управляемость, – и рухнул на дорогу, как раз перед бешено несущимся грузовичком Вилли. Грузовичок зацепил своим крылом моё, меня закрутило и выкинуло на обочину.

Я не пострадал. В таких мелких авариях Собака спасала на сто процентов, не прилагая к этому особых усилий. Однажды мы с ней катились по крутому склону – вот тогда да, тогда ей пришлось постараться…

Но временная обалделость у меня, конечно, была. Даже после простого пятичасового полёта на земле стоишь, слегка покачиваясь. Я же, наверное, покачивался не слегка. Ко мне бежали, и даже с носилками – и вдруг всё покрыл рёв, торжествующий рёв, и захлопали петарды и ракеты, а цифры на небе поменялись и стали «1–0 – 0–0».

Ну вот. Я опять оказался тысяча первым. Рок, просто рок.

Я опустился на землю, дожидаясь, когда подбегут люди. И когда они подбежали – много, больше двух десятков, и наши, и землюки в форме, – я достал из ботинка рожок в виде серебряной лопатки, воткнул его в землю, а потом с планшета отправил в КД уже заготовленное сообщение, а в Нотариат – список наследников…

Дело в том, что я точно знал: Земля никогда и никак не оформляла права собственности на Срединный. Она им владела явочным порядком, по праву сильного, и не более того. Теперь же Срединный, как бесхозное имущество, переходил в мою собственность – со всеми жилыми и хозяйственными постройками.

Планшет характерно пискнул: от КД поступило подтверждение. Я лёг на спину, сложив руки на животе. Пролежал секунд десять. Это было как сон: лежишь, и не нужно вставать. Потом сон кончился. Я приподнялся, сел, встал. Планета качалась. Меня обступали – плотно, но держа дистанцию.

– Так, – сказал я. – По какому поводу веселье? И почему это вы без разрешения топчете мою землю?

Эпилог

Я вот думаю: а нужен ли в этой истории эпилог? Ладно, какое-то подобие не помешает. Тут главное – не увлечься. Потому что события первых – абсолютно безумных – дней после переворота (а именно так сам собой назвался момент, когда я стал владельцем острова Срединный с прорвой всяческой недвижимости на нём, а главное – с Башней, космическим лифтом) тянут на десяток романов; Армен говорит, что мы тогда уцелели просто-таки чудом, и я с ним согласен. Большую роль в нашем спасении сыграл хитрый стратегический ход: объявить моим единственным наследником грандиозную «вертушку», в которую входит всё население Эстебана (с ротацией очерёдности каждые полчаса). Этот факт всех ввёл в ступор тогда… А как мы формировали новое правительство, потому что старое никуда не годилось! И как договаривались, выкручивались, юлили и вообще вели себя недостойно в отношениях с Землёй, одновременно разыскивая союзников и сочувствующих среди других колоний, – и, конечно, нашли. И как выбирались из энергетической ямы, и какую роль в этом сыграли Подколодные, и как они стали электрическими магнатами – о-о!.. А фантастическая история Артура Ак-кама – до его пленения, во время и после? Нет, масса интересного случилось потом, но Гагарин и Лю – ну и Мирабелла, разумеется, – раскрутили меня только на воспоминания о последних днях прежней жизни, и я честно исполнил обещанное…

Может быть, позже, когда стану совсем старым? Доживём – увидим.

Примечание Гагарина

Я думаю, Север с удовольствием рассказал бы и то, что творилось потом, но тогда ему нужно будет касаться его отношений с Кумико. А это до сих пор отдаётся в нём настоящей болью, я же вижу. Я им не судья, особенно сестре…

Кумико сейчас на Земле. Чему-то учится. Пишет редко, возвращаться пока не собирается.

Вот её стихи. Может, они что-то объяснят.

Был сумасшедший месяц май,

Созвездия стекали с неба.

В них всё смешалось – быль и небыль,

Эдем – с Аидом и Эребом,

А мы с тобою – с тем, кто не был

Замешан в наш безумный май,

Пронзительный от счастья май.

Как невесомо, как несмело

Слова своё вершили дело.

В изломах каменело тело,

Всё отгорало и горело,

Клубами рвался дымный май,

Мой опалённый душный май.

Листва пылала, словно пламя,

Но… слёзы – в льдинки жемчугами,

Но слёзы – по оконной раме,

Но слёзы – по стеклу кругами

И без меня, всё сами, сами.

Дождливым был мой месяц май,

Безжалостный, как ливень, май,

Дождь слёз и звёзд, дождь расставаний.

Сквозь пустоту непониманья,

Сквозь чей-то голос окаянный,

Неведомо чьих причитаний,

Назойливых и непрестанных,

Мы дотянулись…

Ливень ранний —

Не ведая, что нас изранил, —

Бесследно смыл наш месяц май,

Наш невозможный месяц май,

Благословенный, мимолётный,

И проклятый навеки май.

* * *

Хочу целовать тебя, пока не уснёшь…

А знаешь, а ты опять на мальчишку похож…

А имя твоё я уже никому не отдам.

И, может быть, только оно и останется нам…

* * *

Мой любимый, вы так далеки,

Что все люди вокруг меня вымерли

До следующей нашей встречи.

* * *

Как странно – я ещё жива,

Хотя два дня тебя не вижу,

Я только ростом стала ниже

И голос никнет, как трава,

Полёгшая под ливнем хлёстким,

И на травинках слёз шары —

Под солнышком из-за горы

Горят, как ёлочные блёстки.

И капли канут в небеса,