Читать книгу "История похищения - Габриэль Гарсиа Маркес"

Через два дня падре Гарсия Эррерос объявил на пресс-конференции, что ему удалось установить контакт с организаторами похищения, и выразил надежду на скорое освобождение журналистов. Вильямисар, не раздумывая, явился к падре прямо в студию, где снималась «Минута с Богом», и вскоре святой отец уже поехал в тюрьму Итагуи вместе с Альберто. Сразу же после свидания с братьями Очоа начались сложные секретные переговоры, которые должны были завершиться сдачей Эскобара. Падре прямо в тюремной камере продиктовал письмо, которое Мария Лия напечатала на машинке. Он стоял перед ней и вещал в той же апостольской манере и с тем же сантандерским акцентом, с каким произносил свои минутные телепроповеди. Падре предложил наркобарону совместно искать путь к миру в Колумбии и выразил надежду на то, что правительство назначит его гарантом соблюдения прав самого Пабло, его родных и близких. Однако предупредил, что не следует выдвигать требований, которые правительство не сможет удовлетворить. Ну а под конец, перед словами «искренне твой», падре сказал самое главное. То, ради чего, собственно, и сочинялось это письмо: «Если решишь, что мы можем встретиться в безопасном месте, пожалуйста, сообщи».

Спустя три дня Эскобар собственноручно ответил, что готов пожертвовать своей свободой ради мира в стране. Он ясно давал понять, что не ожидает помилования и даже не требует уголовного преследования полицейских карателей, выражая готовность удовольствоваться дисциплинарным взысканием. Однако при этом не отказывается от решения перейти к ответному террору. Эскобар согласился сознаться в каком-нибудь преступлении, хотя был совершенно уверен, что ни один судья как в Колумбии, так и за рубежом не располагает достаточными доказательствами его виновности. И выразил надежду, что его противников тоже будут судить по закону. Однако вопреки ожиданиям падре в письме не было ни намека на встречу.

Падре пообещал Вильямисару сдерживать свои порывы и не делиться информацией с широкой публикой. И поначалу, хотя бы отчасти, свое обещание выполнял. Но потом не устоял; ему, как ребенку, хотелось приключений. Надежды, возлагаемые на него, и ажиотаж прессы были так велики, что падре теперь повсюду, до самого порога дома, сопровождала толпа газетных репортеров, телевизионщиков с камерами и радиожурналистов.

Привыкнув в течение пяти месяцев действовать в обстановке полной секретности под бдительным оком Рафаэля Пардо, Вильямисар считал, что словоохотливый падре Гарсия Эррерос постоянно ставит под угрозу их планы. Поэтому он заручился поддержкой ближайшего окружения священника – прежде всего Паулины, – и кое-какие шаги стали предпринимать без его ведома.

13 мая от Эскобара поступило письмо, в котором он просил привезти падре в Ла-Лому, где ему придется пробыть столько, сколько потребуется. Может, три дня, а может, и три месяца, ведь он, Эскобар, должен лично, очень тщательно проверить каждую деталь предстоящей операции. Не исключено даже, что в последний миг встреча будет отменена по соображениям безопасности. К счастью, падре всегда был готов полностью отдаться делу, которое отнимало у него сон. 14 мая в пять часов утра Вильямисар постучался в келью Гарсии Эррероса и застал его за работой, как в разгар дня.

– Пойдемте, падре, – сказал Альберто, – мы едем в Медельин.

У Очоа в Ла-Ломе все было готово, чтобы падре мог там пробыть столько, сколько будет нужно. Сам дон Фабио куда-то отлучился, но женщины взяли на себя все хлопоты по приему гостя. А занимать его разговорами в тот момент было нелегко, ведь он нервничал, понимая, что столь внезапный и стремительный приезд в Ла-Лому обусловлен какими-то чрезвычайно серьезными обстоятельствами.

Завтрак был обильным и долгим, святой отец ел с аппетитом. Около десяти утра Марта Ньевес, стараясь не драматизировать обстановку, сообщила падре, что Эскобар встретится с ним в ближайшее время. Он встрепенулся, обрадовался, но что делать дальше – не знал. Вильямисар вернул его к реальности.

– Лучше сразу вас предупредить, падре, – сказал Альберто. – Вполне возможно, вы поедете без меня, только с шофером. Причем неизвестно куда и неизвестно на сколько.

Падре побледнел и чуть не выронил четки. Потом заходил из угла в угол, громко молясь Богу своими словами. Проходя мимо окна, он всякий раз глядел на дорогу, и его обуревал страх, что машина вот-вот приедет, и одновременно беспокойство из-за того, что она никак не приезжала. Он хотел поговорить по телефону, но сообразил, что это рискованно.

– К счастью, для беседы с Богом телефон не нужен, – вздохнул падре.

От обеда, достаточно позднего и еще более вкусного, чем завтрак, Гарсия Эррерос отказался. В комнате, которую для него приготовили, стояла кровать с балдахином, как у епископа. Женщины уговаривали его немного вздремнуть, и он вроде бы согласился. Однако сон не шел. Чтобы унять тревогу, падре взял в руки модную в то время «Краткую историю времени» Стивена Хокинга, в которой автор пытался математически доказать, что Бога нет. Около четырех часов дня падре вышел в гостиную, где кемарил Вильямисар.

– Альберто! – взмолился Гарсия Эррерос. – Давайте вернемся в Боготу!

Переубедить его было довольно трудно, однако женщинам, которые пустили в ход все свое очарование и проявили такт, это удалось. К вечеру падре опять пал духом, но уехать не порывался, понимая, что путешествовать ночью рискованно. Перед сном он попросил помочь ему снять контактные линзы, которые сам снимать не умел: обычно этим занималась Паулина. Вильямисар не стал ложиться спать, поскольку не исключал возможности, что Эскобар сочтет встречу под покровом ночи наиболее безопасной.

Падре ни на мгновение не сомкнул глаз. Завтрак, поданный в восемь утра, был еще соблазнительнее, чем накануне, однако священник даже не сел за стол. Он был в отчаянии из-за неумения надеть контактные линзы, и никто не мог ему помочь. Но наконец домоправительница с этим справилась. Правда, с огромным трудом. Падре уже не нервничал, как накануне, не метался из стороны в сторону, а сидел, уставившись на дорогу, по которой должен был приехать автомобиль. Потом опять забеспокоился и вскочил.

– Я уезжаю! Сколько можно тянуть кота за хвост?

Его все же уговорили подождать до обеда. Наметив цель, падре приободрился, хорошо поел, был разговорчив и остроумен, как в былые времена. А встав из-за стола, объявил, что хочет вздремнуть.

– Но предупреждаю, – сказал он, погрозив собеседникам пальцем, – как только проснусь, я уеду!

Марта Ньевес кинулась звонить по телефону в надежде хоть что-нибудь узнать и задержать падре, когда он проснется. Но ничего не получилось. Около трех, когда все дремали в гостиной, раздался шум мотора. Машина прибыла. Вильямисар вскочил, постучался в комнату падре и приоткрыл дверь.

– Падре! За вами приехали.

Гарсия Эррерос с трудом пробудился и встал. У Вильямисара сжалось сердце: старик был похож на маленькую ощипанную птичку: тощая шейка, костлявое тельце, дрожавшее от ужаса. Но в следующее мгновение падре взял себя в руки, перекрестился, на глазах вырос и стал решительным и даже огромным.

– Преклони колени, сын мой, – велел он. – Давай помолимся.