Читать книгу "Моя легендарная девушка - Майк Гейл"

— Послушай, — начал я, надеясь, что то, что я сейчас скажу, чудесным образом изменит ее взгляд на ситуацию, — приходи на свадьбу, пожалуйста, потому что…

— Только через твой труп! — прошипела она.

— То есть — нет?

Она опять расплакалась.

— Поскольку я не разговариваю с Саймоном и не в лучших отношениях с остальными представителями рода человеческого, я надеялся, что ты будешь моим шафером. Твоя речь уж точно будет смешнее, чем его.

— Ура, — сказала Алиса сквозь слезы. — Но я не приду. Все будет по-другому, Вилл! Теперь все изменится!

— Ничего не изменится, — сказал я, хотя не был полностью уверен, что говорю правду. В каком-то смысле она была права, мы достигли некой развилки, и дальше наши жизни пойдут разными путями. Я сам не понимал, почему моя женитьба может изменить наши отношения — ведь жила же она с Брюсом пять лет, — но почему-то знал, что так оно и будет. Однажды обстоятельства, в которых мы оказались, начнут влиять на нас. Это только вопрос времени.

Помолчав немного, она устало вздохнула и сказала:

— Ты должен делать то, что должен.

Я попытался придумать что-нибудь утешительное, но мне в голову пришло только:

— Аналогично.

МАРТИНА

— Я женюсь.

Мартина не сказала ни слова. Я подумал, может, она не расслышала?

— Мартина, мне очень жаль, но я женюсь.

Это все только мое воображение, но мне показалось, что я услышал, как разбилось ее сердце.

— Мартина, прости меня, — сказал я, и это было искренне. — Мне действительно очень жаль. У тебя все в порядке?

Она повесила трубку.

САЙМОН

Набирая номер Саймона, я размышлял, как я его ненавижу. Для лучших друзей мы все же были недостаточно близки, но у меня не было никого, кроме него, а у него не было никого, кроме меня, и он этим пренебрег. Это было больно. Поэтому я желал ему смерти. Честное слово. Но я хотел, чтобы перед смертью он узнал, что я наконец-то нашел свое счастье. Потому что сейчас, более чем когда-либо и вне зависимости от того, успех или провал ждали его за углом, я ясно видел, как однажды утром Саймон проснется и поймет, что превратился в Растолстевшего Элвиса — распухшего от неумеренности, разбившего в дребезги свой талант, одетого в нелепые костюмы и чудовищно одинокого.

Включился автоответчик. Я не хотел оставлять сообщения — он должен услышать это от меня лично. Когда я уже собирался положить трубку, он ответил.

— Вилл… — Он заплакал.

Я промолчал. Мне уже стало надоедать, что все плачут мне в трубку. Я решил, что либо у него некий тщательно спланированный кризис, который он устроил, чтобы снова оказаться у меня на хорошем счету, либо он погрузился в новые эмоциональные приключения, чтобы набрать материала на следующий альбом.

— Вилл, мы с Тамми расстались.

Я бы не назвал это большой неожиданностью, и это точно не могло довести Саймона до слез. Его не волновал никто, кроме него самого — эти слезы были не по Тамми.

Он перестал плакать и рассказал, что случилось. Саймон пришел домой и застал Тамми в слезах (да, и ее тоже). В руке у нее была пачка от трех презервативов, она нашла ее в чехле его акустической гитары — в пачке оставался только один презерватив. Тамми принимала таблетки с тех пор, как познакомилась с Саймоном, поэтому она сосчитала, что два недостающих презерватива плюс один бойфренд, чье внимание к женскому полу имело уже немало документальных подтверждений, равнялись неверности. Несмотря на сверхъестественную способность Саймона сочинять самые невероятные истории для спасения собственной шкуры, он почувствовал, что должен сказать ей правду, как недавно рассказал всю правду мне. Да, он ей изменял, да, он спал с другой, но он ее больше не любит. Тамми собрала вещи и ушла, не сказав ни слова.

— Почему ты это сделал?

— Что, переспал с другой?

— Нет. Зачем ты сказал ей правду? Что у тебя там такое с правдой? Зачем ты рассказал мне про вас с Агги?

Саймон сделал паузу, но она совсем не была театральной. У него, кажется, и вправду не было ответа.

— Я не знаю. — Голос у него был скрипучий. Он закашлялся. — Подожди секундочку. Мне нужно закурить. — Он снова закашлялся. — Я сказал тебе и Тамми правду, потому что влюбился. Это глупо звучит, и ты, конечно, думаешь, что я плету всякую хрень, но это правда. Мы играли несколько концертов в Лондоне. Я там встретил девушку. Сначала все было просто по приколу, как всегда, а потом вдруг — нет. Я ей говорил, что мы много гастролируем, так что она не доставала меня вопросами, где я пропадаю. Я с ней встречался почти полгода. А потом я как-то просматривал в магазине диски и вдруг подумал о ней. И понял, что не могу выбросить ее из головы. И тогда я решил, что должен это сделать. Я позвонил ей и послал ее. А потом написал письмо на случай, если она не поняла.

Я его по-прежнему ненавидел, но мне стало интересно. Трудно было представить себе Саймона влюбленным. Я закурил и сказал, чтобы он рассказывал дальше.

— Я понял, что влюбляюсь, и мне это не понравилось. Одного взгляда на тебя достаточно, чтобы понять, что любовь может сделать с человеком. Дерьмовая, бессмысленная эмоция. Такая сильная, всепоглощающая. Никто не захочет испытать такое на собственной шкуре по доброй воле.

Я рассмеялся. У Саймона есть сердце? Невозможно. Это же аксиома. Один из неопровержимых законов мироздания. Энергию нельзя ни создать, ни уничтожить. Все цирюльники — сумасшедшие. Саймону плевать на всех, кроме самого себя.

Я все еще не понимал, в чем дело.

— Но зачем ты рассказал мне и Тамми правду?

— Тамми я сказал правду, потому что никогда ее не любил. Я даже никогда не говорил ей, что она мне нравится. Поэтому я решил сказать ей правду. А тебе я все рассказал, потому что за эти выходные понял, что совершил огромную ошибку. Самую большую ошибку в моей жизни. Я все еще люблю девушку, которую бросил, и я не знаю, где она и как ее найти. Со мной такого никогда не было. Я не могу спать. Я не могу есть. Я не могу слушать музыку. Я даже распустил сегодня группу. Контракт на запись, альбом… я всю жизнь этого добивался — теперь все в прошлом. В пятницу я понял, что если я дошел до такого состояния за три недели без нее, то ты за последние три года пережил настоящие адские муки — так что я должен был сказать тебе правду. Мне очень жаль, Вилл. Правда, я очень виноват. Вилл, я так люблю ее, что не знаю, что мне делать.

Саймон не играл. Он говорил искренне, каждое его слово шло от сердца. Трудно было не проникнуться сочувствием к нему, но я сумел. Я был рад, что он страдает. Я был рад, что он знает теперь, что такое настоящая боль. Про себя я возблагодарил богов мести, которые услышали мои молитвы и поспешили на помощь. Мне хотелось насладиться новым положением вещей. Мне даже не надо было рассказывать Саймону о моей грядущей свадьбе, его жизнь рассыпалась на части, а все остальное не так уж важно.