Читать книгу "Калки - Гор Видал"

Как это случилось? Позвольте изложить все не торопясь, шаг за шагом. Это самая опасная часть моего повествования. Один неверный шаг… и книге конец.

Но все по порядку. Сначала о делах практических. Мы нашли Джайлса только в конце дня. Он был заперт в задней камере полицейского участка на площади Эриксона. Мы искали. Кричали. Он отзывался, но еле слышно.

Пришлось вскрывать замки. Взламывать дверь. Все это происходило в присутствии мертвых полисменов, лежавших на столах и на полу. Один толстый сержант обнимал холодильник. За решетками были видны заключенные, сидевшие и лежавшие на койках. Многие казались живыми. Ни на одном лице не было написано боли. Некоторые были удивленными. Но смерть никогда не предупреждает о своем приходе. В большинстве случаев глаза были открыты; казалось, что они еще видят.

Когда дверь камеры Джайлса открылась, он крикнул:

— Мы победили! — Джайлс по очереди обнял нас. Потом поцеловал Калки руку и пробормотал: — Нама Шивайя…

Джайлс выглядел измученным. И непрерывно жаловался.

— Вы понимаете, они даже не дали мне побриться. — Он потер щетину на впалой щеке. — Фашисты. Нет, в самом деле. Настоящие фашисты. Знаете, я крайне редко пользуюсь этим словом. — Джайлс тщательно зачесал остатки волос. — Они не позволили мне взять с собой даже зубную щетку. Но, — он повернулся к Калки, — разрешили мне следить за тобой по телевидению. Я видел твой танец, Повелитель.

Как реагировал на это Калки? Никак. Он чувствовал, что завершил свою миссию, но оставался совершенно равнодушным к сделанному. Однако Лакшми и Джеральдина были подавлены и ощущали благоговейный страх. Позже Джеральдина говорила мне, что в то время она не могла думать ни о чем, кроме сделанного Робертом Оппенгеймером описания первого атомного взрыва в Лос-Аламосе. Оппенгеймер написал: «Когда произошло расщепление атома, вспыхнул свет и в небо поднялось грибовидное облако, мой ужас не могли выразить никакие слова, кроме индуистского текста: „Я — Шива, Разрушитель Миров“.» Оппенгеймер оказался лучшим пророком, чем думал. А я сама? Мне казалось, что я сплю и вот-вот проснусь. Я не могла осмыслить всей глубины замысла Калки.

Позже мне пришлось очнуться. Когда я пришла в себя, то поняла, что нарочно вычеркивала из сознания то, что было невыносимо. В моем воображаемом альбоме под названием «Конец» слишком много черных страниц.

Я помню, как мы выручали Джайлса. Хорошо помню, как мы вышли из полицейского участка, сели в машину и поехали по городу. За рулем лимузина, подающегося по вызову, сидел Калки. Он реквизировал эту машину в парке Бэттери. Я сидела рядом с ним. Остальные разместились на заднем сиденье. Я не имела представления, почему рядом с мужем не села Лакшми и почему это сделала я. Повсюду громоздились машины, автобусы, грузовики. Многие из водителей умерли за рулем. Неуправляемые машины врезались друг в друга, выезжали на тротуары и застревали в стеклянных витринах. Поскольку уличное движение застопорилось в час пик, Пятая авеню была забита так, что Калки с трудом находил дорогу.

Никто из нас не говорил ни слова. Даже маниакально словоохотливый Джайлс был ошеломлен. Около четырех миллиардов правивших, шедших, разговаривавших, евших тел вдруг бесцеремонно лишились своих владельцев. Они лежали на земле в самых неожиданных позах. Пока мы ехали, не двигалось ничто, кроме бумажных лотосов. Стоило дунуть ветру, и цветы неслись по мертвым улицам.

Казалось, Калки не обращал никакого внимания ни на окружающее зрелище (которое мы видели), ни на звуки (которых мы не слышали). Светофоры продолжали мигать еще около часа. Калки ехал и на красный свет, и на зеленый. Я чувствовала, что его тело находится рядом с моим. Пот от танца высох. Я обратила внимание, что к знакомому аромату сандала и белой кожи добавился острый и резкий запах, совершенно не свойственный Калки… Шива?

Мы припарковались у отеля «Шерри-Нидерланды», стоявшего на Пятой авеню напротив «Плазы». Может быть, сенатор Уайт все еще находился в своем угловом «люксе».

Когда мы вышли из лимузина, из парадных дверей «Плазы» валили клубы серого и черного дыма. По всему городу горели кухонные плиты, оставшиеся без присмотра. Но благодаря автоматическим системам тушения пожары наносили лишь минимальный ущерб.

Калки предложил нам занять номера на третьем этаже, потому что «когда электричество отключится, лифты встанут, а кому хочется одолевать двадцать пролетов в день вверх и вниз?» Я не стала говорить, что была бы счастлива, если бы меня отделяла от этих разлагающихся тел тысяча этажей. Просто присоединилась к остальным. В течение трех месяцев, которые мы прожили в «Шерри-Нидерландах», я извела тысячу флаконов с цветочным аэрозолем. Когда я выходила наружу, то надевала противогаз. Спасибо складам нью-йоркской пожарной охраны.

В апреле мы оставили город только однажды. Лакшми хотела освободить животных из некоторых зоопарков. Я летала с ней и Джеральдиной из города в город, помогала открывать клетки и выпускать всех, даже хищников. Пресмыкающихся тоже… за исключением ядовитых. Джеральдина была настроена решительно, и Лакшми неохотно уступила.

Я обессилела. Зоопарки. Голодные испуганные животные. Тлеющие пожары. Все пропитано запахом дыма и разлагающейся плоти. Мухи. Тишина.

За исключением этого путешествия мы редко покидали отель, еще реже — Нью-Йорк. Видимо, мы ждали. Но я не спрашивала чего. Первые недели я вообще не задавала никаких вопросов. Делала то, что мне говорили. Принимала валиум. И окончательно отупела.

По вечерам мы вместе ужинали. Джайлс оказался хорошим поваром. Лакшми помогала ему на кухне, а Джеральдина накрывала на стол. Посуду не мыли. Теперь в нашем распоряжении были все тарелки на свете.

«За покупками» ходили по очереди. Свежие фрукты и овощи испортились практически сразу же, но оставались консервы в жестяных и стеклянных банках и бутылки. Мы ели ветчину, сосиски, бекон. Время от времени один из нас ездил на Лонг-Айленд и собирал свежие овощи. Будь моя воля, я переехала бы в деревню, где можно было бы снять противогаз и дышать чистым воздухом. Но сие зависело не от меня.

Что случилось?

Я не имела об этом представления до нашего первого совместного обеда в «Шерри-Нидерландах». Он состоялся примерно через неделю после Конца. Помню, как я отпрянула, когда Лакшми предложила устроить вечеринку. Она была оживлена. Я — нет. Но к тому времени я была полностью одурманена. Я больше не видела снов по ночам. И, если говорить честно, вообще не просыпалась. Я не только не знала, что произошло, но и вообще не была убеждена, что это случилось. Не исключала возможности того, что это всего лишь долгий и подробный кошмарный сон.

Однако вставала каждое утро. Делала то, что мне говорили. Потом обходила ближайшие дома и квартиры, выпуская попавших в ловушку домашних животных. Но когда прошло три недели, это потеряло смысл.

Когда я ходила на Лонг-Айленд, то каждый раз выпускала дойных коров, кур, свиней, уток… всех, кого могла. Я не надеялась, что кто-нибудь из них переживет зиму, но моя совесть была чиста… точнее, становилась немного чище. На второй день Калки и Джайлс взяли пикап, поехали в Нью-Джерси, нашли там корову и привезли ее в Центральный парк. Калки доил ее каждый день. Увы, молоко было очень жидкое. Я предпочитала сгущенное. Как и Джайлс. На обед (в честь нашей победы?) он приготовил чудесный бефстроганов со сгущенным молоком.