Читать книгу "К югу от Явы - Алистер Маклин"

Николсон лишь изредка бросал взгляд на боцмана, и не потому, что мешали охранники, ставшие спиной ко входу позади пленников, а оттого, что взгляд его был прикован к возвышению, к расположившимся там людям. Он думал о своей беспечности, о совершенных им ошибках и небрежности. Именно его беспечность привела Гудрун, Питера, Файндхорна и всех остальных к такому трагическому исходу.

На возвышении на низкой скамейке сидел капитан Ямата. Рядом стоял Сиран. Победно ухмыляющийся Сиран даже не скрывал своих эмоций за обычной непроницаемой маской. Видимо, он был в самых лучших отношениях с широко осклабившимся Яматой. Иногда Сиран вынимал длинную черную трубку из сверкающего зубами рта и с презрением выпускал клуб дыма в сторону Николсона, который смотрел пустыми, невыразительными глазами и старался сохранить маску равнодушия на лице. В сердце у него было лишь одно желание — убить предателя.

Стало совершенно очевидно и до боли ясно, что случилось. Сиран сделал вид, что отправился на север от места высадки. Такую уловку, с бешенством подумал Николсон, мог предвидеть любой ребенок. Пройдя немного на север. Сиран спрятался, подождал, когда все уйдут, и проследил за ними. Потом прошел мимо деревни к Бантуку, где предал их японцам. Это было так очевидно и ясно — иначе Сиран просто не мог поступить. Любой разиня мог бы все это предусмотреть и принять необходимые меры. Вполне можно было бы оставить засаду и убить Сирана, однако он, Николсон, пренебрег этими очевидными мерами предосторожности. Если бы теперь у него появился хоть самый маленький шанс, он убил бы Сирана без всяких колебаний, как убивают змею или стреляют в старую консервную банку. Но с сожалением приходилось признать, что такого шанса у него никогда не появится.

Медленно, словно преодолевая некую гипнотическую силу, Николсон отвел взгляд от лица торжествующего Сирана и оглядел людей, сидевших на полу. Гудрун, Питер, мисс Плендерлейт, Файндхорн, Уиллоуби, Вэнниер... Все здесь, все усталые, больные и страдающие, но спокойные, отрешенные, не испытывающие страха. Горечь его становилась невыносимой. Они полностью доверились ему, зависели от его решений и действий, которые, как все надеялись, помогут им живыми добраться до дома. Они полностью доверяли ему. И вот, благодаря его беспечности, ни один из них не увидит своего дома... Он опять взглянул на возвышение, где стоял капитан Ямата, широко расставив ноги, небрежно сунув левую руку за ремень, а правой опираясь на рукоятку меча.

— Я вас долго не задержу, — спокойно и размеренно сказал он. — Через десять минут мы отправляемся в Бантук. Мы пойдем к моему командиру, полковнику Кисеки, который очень хочет вас всех увидеть. Сын полковника Кисеки командовал американским торпедным катером, посланным вам навстречу. — Он заметил внезапные быстрые взгляды, которыми обменялись пленники, услышал чей-то глубокий вздох и слегка улыбнулся: — Отрицание вас не спасет. Капитан Сиран, находящийся здесь, будет отличным свидетелем. Полковник Кисеки сходит с ума от горя. Для всех вас, конечно, было бы гораздо лучше никогда не рождаться на свет. Через десять минут, не более, — спокойно продолжал он. — Но прежде мы должны кое-что сделать. Впрочем, это не займет слишком много времени. А уж потом отправимся в путь. — Он снова улыбнулся и медленным взором окинул сидевших перед ним на полу пленников. — Пока мы ожидаем нашего короткого путешествия, уверен, вам будет приятно кое с кем познакомиться. С тем, кого вы, как вам кажется, хорошо знаете, а на самом деле совсем не знаете. С кем-то, кто является очень хорошим другом нашей империи, кого наш славный император наверняка захочет поблагодарить лично. В маскировке больше нет необходимости, сэр.

Внезапно среди пленников началось какое-то движение. Кто-то оказался на ногах и стал пробираться вперед, к возвышению. Этот человек говорил по-японски и пожимал кланяющемуся капитану Ямате руку. Николсон привстал от неожиданности. Оцепенение и неверие сквозило в каждой черточке его лица. Но ему пришлось вновь опуститься на землю, когда по плечу ударил приклад винтовки. Шея и плечо на миг словно загорелись огнем, но он почти не обратил на это внимания — так был поражен происходящим.

— Ван Оффен! Какого черта! Что вы делаете?!

— Не ван Оффен, мой дорогой мистер Николсон, — возразил тот. — Не «ван», а «фон»! Я так устал притворяться. — Он поклонился: — К вашим услугам, мистер Николсон. Полковник Алексис фон Оффен, германская контрразведка.

Николсон молча уставился на него. Не он один был потрясен таким превращением. Глаза всех находившихся в доме совета старейшин невольно обратились к ван Оффену, а смятенное сознание пыталось охватить суть происходящего. В голове мелькали воспоминания о различных происшествиях последних десяти дней, и неумолимо приходило понимание. Медленно тянулись минуты, не оставляя места удивлению и подозрениям. Осталась только полная уверенность, что полковник Алексис фон Оффен — именно тот, кем он себя назвал. В этом нельзя было сомневаться.

Затянувшееся молчание нарушил сам ван Оффен. Он слегка повернул голову, взглянул в дверной проем, потом опять бросил взгляд на своих бывших товарищей по несчастью. Он улыбнулся, но без всякого признака триумфа, радости и восторга. Скорее улыбка его была печальной.

— И вот, джентльмены, наступает момент, который прояснит нам причины всех наших испытаний и страданий последних дней. Причины, из-за которых японцы, союзники моего народа, должен вам напомнить, неустанно нас преследовали. Многие из вас удивлялись, почему наша маленькая группа уцелевших после гибели судна так важна для японцев. Теперь вы это узнаете.

Японский солдат прошел мимо сидевших на полу мужчин и женщин и швырнул тяжелую сумку между ван Оффеном и Яматой. Все уставились на нее, затем обернулись к мисс Плендерлейт. Это была ее сумка. Губы и костяшки крепко сжатых пальцев старой женщины побелели, глаза полузакрылись, словно от боли. Она не шелохнулась и ничего не сказала:

По знаку ван Оффена японский солдат взялся за одну ручку сумки, а ван Оффен за другую. Вдвоем они подняли сумку на высоту плеч и перевернули. Из сумки ничего не выпало, но подкладка вывернулась и тяжело провисла. Ван Оффен посмотрел на японского офицера:

— Капитан Ямата...

— С удовольствием, полковник.

Ямата сделал шаг вперед. Меч со свистом вылетел из ножен, сверкнув в ярком свете керосиновых ламп. Острый как бритва клинок рассек грубую холщовую подкладку, словно бумагу. Сверкающий меч исчез в восхитительных переливающихся потоках огня, который хлынул из сумки, выплескиваясь на землю и сверкая всеми цветами радуги.

— Мисс Плендерлейт очень неплохо разбирается в побрякушках, — приятно улыбнулся ван Оффен и небрежно дотронулся носком ноги до сверкающей груды. — Алмазы, мистер Николсон. Полагаю, что это самая большая коллекция, которую когда-либо видели за пределами Южно-Африканского союза. Они оцениваются в сумму немного меньше двух миллионов фунтов стерлингов.

Глава 14

Тихий голос ван Оффена смолк, и в доме старейшин повисло тяжелое молчание. Каждый мужчина и каждая женщина остались наедине с собой. Остальные для них не существовали. В свете мигающих убогих керосиновых ламп алмазы сверкали и переливались в своем варварском великолепии, невольно приковывая к себе все взгляды. Николсон то и дело незаметно поглядывал на ван Оффена. Как ни странно, он не чувствовал к этому человеку ни презрения, ни враждебности: слишком многое пришлось вместе испытать, и ван Оффен выдержал эти испытания лучше, чем большинство других. Вел себя самоотверженно, был вынослив, всегда помогал другим. Все происходило слишком недавно, чтобы так вот просто об этом забыть.