Читать книгу "Лабиринт Два - Виктор Ерофеев"

«Он мне показывал свою рану да спрашивал: подживает ли? Я сказал: заволакивает — только больно рдится, а кругом мохом обросло! (хохот слушателей — В.Е.)».

Сказка заканчивается на редкость миролюбиво: мужик перевоспитался и на пашню ездит. Но в сказке «Мужик за бабьей работой» (27) крестьянин наказывается более жестоко. За то, что вместо бабы захотел заниматься женской работой, он, после каскада несчастий, несет наказание: кобыла отъела ему хуй (то есть в бабу он и превратился). Сказка бдительно следит за тем, чтобы половые функции не смешивались, сексуально-социальные роли размежевывались.

В сказке пиздой пугают (попадья, показывая батраку свою пизду: «Чего ты, глупенькой, боишься? вить это, право, ничего»), выставляют хищницей (она с зубами, как у щуки), а поповская жена (43) уверена в том, что, когда она села на лавку, ее пизда серьги съела. Села — съела! — с удовольствием рифмует, скандирует сказка. Она с пиздой воюет, унижает, смеется над ней, пугает, что ее зашьют, но пизда ей в руки не дается, пизда сказку обволакивает; рана, больше шапки или с воткнутой морковкой, манит к себе, притягивает (правда, не дедушек-леших и черта).

К пизде отношение амбивалентное, к жопе, повторяю, однозначно отрицательное.

«Любовник наливает стакан водки, сам выпивает и ей (купеческой жене) подносит: «На, милая, выпей!» Она выпила и говорит: «Друг ты мой любезный! теперь я твоя». — «Вот какие пустяки: вся моя! что-нибудь есть и мужнино!» Она оборотилась к нему жопою и говорит: «Вот ему, блядскому сыну, — одна жопа!» (35).

Все это слышит сам купец (уважаемая, но не обязательно любимая фигура сказки) через окно (окно вообще важная, распространенная деталь декораций заветной сказки; с ним связано много действий вуаризма, но главное: девки высунутся в окно, а к ним сзади подкрадется герой — и тут же выебет), однако месть за неверность и обиду избрал незначительную, остроумную. Привез ей с ярмарки парчи только лоскут на жопу. Но не убил.

В споре пизды с жопой в сказке с характерным названием «Пизда и жопа» (9) первая пользуется такими аргументами:

— Ты бы, мерзавка, лучше молчала! ты знаешь, что ко мне каждую ночь ходит хороший гость, а в ту пору ты только бздишь и коптишь.

Ответ жопы, в сущности, оборонительный:

— Ах, ты, подлая пиздюга! Когда тебя ебут, по мне слюни текут — я ведь молчу!

Ну и что? Неубедительно.

Даже основной герой заветной сказки — русский мужик, — если он бздит (в церкви или вообще в любом другом месте), заслуживает наказания, что видно на примере образовательной сказки «Мужики и барин» (21).

Барин, как правило, в народной сказке чужой элемент, не вызывающий симпатий сказочника. Но культурнопросветительную работу барин порой способен в сказке проводить с одобрения сказочника. Сам образ заветного сказочника — это образ культурного героя, взявшего на себя функцию не только систематизировать мир русской ебли, но и упорядочить его, создав иерархию не разрушающих, а, по его глубокому убеждению, жизнеутверждающих (хотя и не детородных, толкающих к размножению) сексуальных ценностей.

«Пришел барин в праздник к обедне, стоит и молится Богу, вдруг откуда ни возьмись — стал впереди его мужик, и этот сукин сын согрешил, так набздел, что продохнуть не можно».

Дальше началась тонкая барская игра. Барин достает целковый и спрашивает:

— Это ты так хорошо насрал?

Мужик увидел деньги и говорит:

— Я, барин!

Барин дал мужику за это рубль. Мужик не понял иронии. Рассказал соседскому мужику. Они решили в дальнейшем вместе бздеть в церкви в присутствии барина, мечтая тем самым обогатиться. Дождались праздника, пошли в церковь, встали впереди барина и напустили вони на всю церковь. Барин — им:

— Послушайте, ребята, это вы так хорошо насрали?

— Мы, сударь!

— Ну, спасибо вам; да жалко, со мной теперича денег не случилось. А вы, ребята, как отойдет обедня, пообедайте хорошенько да приходите ко мне на дом набздеть хорошенько, я вам тогда заодно заплачу.

Мужики нажрались и понеслись к барину.

— Что, ребята, побздеть пришли?

— Точно так, сударь!

— Спасибо, спасибо вам! да как же, молодцы, вить надо раздеться, а то на вас одежи много — не скоро дух прошибет.

Мужики разделись догола, а барин тем временем приготовил им «добрый подарок» — розог и палок. Махнул он слугам своим; пятьсот палок получили мужики. Насилу выбрались, да — заканчивается сказка — бежать домой без оглядки, и одежду-то побросали.

Судя по этому примеру, не только желание может стать завязью сюжета заветной сказки, но и глупость. Не было бы народной глупости, мужской и женской (дурней, дур), не было бы и большинства сказок. Глупость — мотор сказки.

Пердеж наказуем, ноне этим только славна сказка про мужиков и барина. Велика мера происшедшего недоразумения. Две культуры, барская и мужицкая, не сообщаются. Мужики забудут, за что были наказаны, но не забудут, что были выпороты. В сказке уже видны зарницы русской революции. Больше того, она просто-напросто предсказана:

«Ванька голой запряг лошадь, поставил сундук на воз, привез к реке и бросил его в воду. Поп с помещиком насилу выбрались; а Ванька забрал их одежу со всеми деньгами, что в карманах были, и стал со своей женой жить да поживать, да добра наживать, а лиха избывать».

А добрый сказочник — культурный герой, посредник — зачастую выглядит меньшевиком или ренегатом вроде Плеханова.

Заветная сказка особенно чувствительно отзывается на пердеж при ебле. Анальные отношения допустимы, но пердеть и обсираться непозволительно. Это никуда не годится. Всякий раз, когда баба пердит, сказка над ней потешается и унижает.

Впрочем, мужской герой тоже рискует попасть в смешное положение, если будет вести себя неосторожно по отношению к жопе. Согласно схеме исполнения желания в сказке «По-собачьи» (34) лакей мечтает отработать дворянскую дочь — красавицу. Лакея сказка недолюбливает, лакей — не солдат, и потому выбирает его как свою потенциальную жертву.

«Пошла она как-то погулять, а лакей идет за ней позади, да думает: эка ловкая штука!»

Желание становится превыше всего, включая страх смерти. В этой безграничной страстности, вплоть до жертвенности, тоже содержится элемент русской ментальности. Страстность повышает важность заветной сказки. Она не занимается ерундой, повествует о самом главном:

«Ничего б, кажись, не желал в свете, только б отработать ее хоть один разок, тогда б и помирать не страшно было!»

Неосторожное слово сорвалось с лакейских губ,

«не вытерпел и сказал потихоньку: «Ах, прекрасная барышня! шаркнуть бы тебя хоть по-собачьи»».

Барышня услышала, дождалась ночи и позвала к себе лакея:

— Ну, коли хотел, так и делай сейчас по-собачьи, не то все папеньке расскажу…