Читать книгу "Революция - Дженнифер Доннелли"

В конце августа пала крепость Вальми, последний рубеж на пути герцога Брауншвейгского к Парижу. Добровольцы ринулись на фронт, навстречу врагу. Оставшиеся в городе обезумели от страха и, вооружившись чем попало, ждали, когда прусские войска ворвутся в Париж и всех перережут.

И тогда наступил тот страшный день — страшнее пруссов, англичан и австрийцев.

Второе сентября 1792 года.

25 мая 1795

Словно кто-то спустился в склепы парижских кладбищ, в недра катакомб и еще ниже — в саму преисподнюю, — чтобы натравить на город демонов Люцифера.

Но кто? — замирая от ужаса, гадала я по пути в Пале. Кто открыл врата ада?

Все началось с хриплого испуганного шепота на улицах, в кофейнях, у заборов, у рыночных прилавков: заключенные готовят мятеж! Роялисты, священники и прочие враги Революции. Как только прибудут армии герцога Брауншвейгского, они объединятся с заключенными и перережут весь город!.. Шепот становился все громче, пока не перерос в боевой клич.

Я была в Тампле и накрывала ужин, когда снаружи донеслись крики. Один из стражников с усмешкой посоветовал королеве подойти к окну и взглянуть на свою подругу, принцессу де Ламбаль. Не успел он договорить, как за окном появилась голова светловолосой женщины, надетая на пику. Королева упала без чувств. Я бросилась задергивать шторы и увидела внизу толпу, которая выла, бесновалась и хохотала. Теперь нам оставалось только уповать на прочность стен старой крепости.

Люди стояли много часов, распевая свои песни, пьянствуя, требуя смерти короля, грозясь ворваться в Тампль и расправиться с ним голыми руками. В конце концов к ним вышел комендант с охраной и велел всем разойтись. Ему ответили, что они, добрые люди Парижа, намерены очистить город и его тюрьмы от предателей Революции и что Людовик — самый главный предатель. Комендант отвечал, что многие преступления короля еще предстоит расследовать, а кто не согласен и хочет отобрать у народа Франции возможность вершить над ним честный суд — пускай поостережется, не то сам окажется за решеткой.

Это их отрезвило. Они прекратили изрыгать угрозы и стали расходиться, а комендант вернулся в крепость. Я слышала, как он сказал одному из охранников:

— Добрые люди… Да среди этих добрых людей полно бывших заключенных. Я многих узнал.

После этого он приказал удвоить караул, а меня, служанку и троих поварят отправил по домам. Я пошла на юг по самым тихим улочкам, нарочно избегая рынков и прочих мест, где собирается чернь. В одном из переулков была винная лавка, и там шумела толпа. Я хотела повернуть назад, но не успела. Какая-то женщина заметила меня.

— Экий симпатяга! — воскликнула она. — Иди-ка сюда, мой сладкий! Принцесса жаждет твоего поцелуя!

Они сняли голову с пики и положили ее на стол. Пьяный человек щипал ее бескровные щеки. Другой целовал ее в безвольные губы. Третий поправлял ей прическу. Мне хотелось закричать, закрыть глаза, броситься бежать, но я не смела, зная, что за мной погонятся. «Ты же актриса, — прошептала я себе. — Играй».

— К черту! — воскликнула я. — Не буду я целоваться с проклятой аристократкой! Пускай сама меня целует. Вот сюда! — Я повернулась и шлепнула себя по заднице.

Они захохотали. Кто-то хлопнул меня по спине. Другой протянул мне вина. Третий, трезвый и тихий, принялся меня допрашивать.

— Ты кто такой, парень? — спросил он. — Куда направляешься?

Я сказала, что я слуга из Тампля, иду домой ночевать. Он спросил, патриот ли я. Я ответила: разумеется. На моих пуговицах было написано: «Свобода или смерть», а к жилету приколоты революционные ленты. Кивнув, Жан — так он мне представился — назвал меня истинным сыном Франции и предложил остаться. Больше часа я пила с ними, смеялась с ними, пела их песни.

А потом Жан заявил, что пора возвращаться к работе на благо Республики. Он пообещал выставить всем еще вина, но сперва — дело. Я хотела уйти, однако он меня не отпустил.

— Мне нужно выспаться, — сказала я.

— Враги Революции не дремлют, — отвечал он. — А значит, и ее защитники не должны спать. — И мы двинулись по улице.

— Куда мы идем? — спросила я.

— Назад к тюрьме Ла-Форс.

Тут он отвернулся поговорить с кем-то из своих спутников, и очень кстати, потому что я больше не могла притворяться. Меня обуял страх. В тюрьме Ла-Форс еще недавно держали принцессу де Ламбаль. Я попыталась отстать, свернуть в переулок, но людей было слишком много, толпа несла меня вперед. Вскоре со стороны тюрьмы начали доноситься крики.

— Давай, мой мальчик! — воскликнул Жан, проталкивая меня в ворота. — Удобрим корни свободы кровью ее врагов!

Во дворе уже столпились люди и горел огромный костер. Рядом с ним была груда тел — мужских и женских. Я застыла в ужасе, когда мимо меня пробежала женщина в разодранном платье. За ней с хохотом гнались трое мужчин. Когда один схватил ее, она закричала:

— Помогите!.. — но тут же тяжелая дубина обрушилась на ее голову, и она умолкла.

Жан сунул что-то мне в руку. Я опустила взгляд и увидела обломок доски с торчащими гвоздями.

— За дело, гражданин! — закричал Жан.

Я бросила доску на землю. Жан схватил меня за шиворот и приказал снова ее поднять. Я отказалась. Тогда он ударил меня. Я пыталась вырваться, кричала, лупила его кулаками и уже была уверена, что сейчас он меня убьет, когда рядом раздался голос:

— Жан, пусти его! Это человек герцога!

Это был Ротонд. Я много раз видела его у герцога в гостях.

— Какого черта? — спросил Жан. — Я не доверяю ему. Он не патриот! Он бесхарактерный, как баба. И предатель.

— Я тебе говорю, это мальчишка Орлеанского. Убьешь его — будешь отвечать перед самим герцогом, — сказал Ротонд.

Жан сплюнул.

— Ладно, катись отсюда, сопляк, — прорычал он, толкая меня с такой силой, что я упала на четвереньки на булыжник. — Вали к своему хозяину. Передай, что у нас тут работа кипит.

Обезумев от страха и едва разбирая его слова, я поднялась на ноги и побежала прочь. На улицах, по которым я мчалась, было темно. В окнах не горел свет. Я стучала во все двери, надеясь, что кто-то меня впустит: я боялась, что ноги не донесут меня до Пале. Но никто не открывал. Добрые люди Парижа спрятались за семью засовами, потому что добрые люди всегда так поступают. Множества кровавых расправ можно было бы избежать, если бы не равнодушие добрых людей.

Я старалась держаться в тени и ныряла в закоулки, едва заслышав голоса или шаги. В Пале я спотыкаясь поднялась по лестнице и упала на кровать. Через минуту за мной явился Николя.

— Рассказывай, — потребовал герцог, как только я вошла в его спальню.

И я рассказала. Пустым, безразличным голосом перечислила все, что видела. Голову принцессы. Толпу у Тампля и у Ла-Форс.

— Столько трупов… — вспоминала я. — У многих отрублены руки и ноги. У других головы. Мужчины, женщины. Я видела мертвого ребенка. Мальчика. Ему было лет двенадцать…