Читать книгу "А если это был Он? - Жеральд Мессадье"

— Пусть он говорит! — приказал Эммануил Джозеф.

Касс вытер плевок носовым платком и оправил одежду. Потом бросил вызывающе:

— Человек из веба, мы все знаем, что ты явился сперва к мусульманам. Они тебя с радостью приняли. Это доказывает, что ты не из наших. Ты теряешь здесь свое время. Сегодня день Господень, так что от имени нашего Господа (который явно не твой), чьим пастором я являюсь, а также от имени десятков миллионов американцев, которых ты гнусно оскорбил, я торжественно говорю тебе: возвращайся туда, откуда пришел, в Азию или куда там еще. Мы ничего не изменим в наших привычках и наших нравах, — пылко провозгласил он.

— Человек, — ответил Эммануил Джозеф, — не мне ты приказываешь вернуться, ибо я всего лишь посланец Всевышнего. Это Его воле ты бросаешь вызов. А Он повсюду у Себя дома.

И он ткнул пальцем в сторону своего противника.

— Ты не человек Божий, Кларенс, ты служитель мамоны!

— Можешь говорить, что хочешь… — начал было Касс.

Но осекся. Его глаза выкатились от ужаса. Он стал калено-красным и испустил вопль всей силой своих легких. Через мгновение языки пламени вырвались из его головы, потом охватили все тело. Вспыхнула одежда, и он стал кататься по земле перед пораженной ужасом толпой. Национальные гвардейцы стали забрасывать его снегом, который тотчас же таял. Тогда они поняли, что вмешиваться бесполезно. Пастор корчился в пламени и истошно вопил. Казалось, жизнь решила не покидать его, пока он не догорит дотла. К его последним завываниям примешались крики перепуганных очевидцев.

Лонгпеппер не смог более сдерживать себя и стал продираться сквозь толпу к своему президенту. Он добрался к подножию помоста как раз в тот момент, когда обугленный скелет замер в какой-то луже. Ветер разносил невыносимую вонь.

— Господин президент… — пробормотал Лонгпеппер.

— Не я покарал его, — сказал Эммануил Джозеф. — Свершилась воля Всевышнего.

Но через несколько мгновений толпу, собравшуюся на равнине Ред-Буффало, ожидало новое испытание. Глухой рокот прокатился по широкому полю. Земля заходила ходуном. Сильнейший толчок швырнул на землю бесчисленное множество людей.

Лонгпеппер едва устоял на ногах, но Баскин его поддержал.

Крест словно запылал в небе.

— Боже всемогущий! — вскричал Лонгпеппер.

— Mercy! — кричала толпа. — Mercy![78]

Люди вырывали у себя волосы и простирали руки к небу. Женщина, давшая пощечину Кассу, в отчаянии бросилась к ногам Эммануила Джозефа, вся в слезах.

— Смилуйся над нами!

— Я всего лишь посланец, — ответил он с грустью.

В Нью-Йорке, сидя перед телевизором в своем гостиничном номере, плакала женщина.

Она не знала, увидит ли его еще. Ей хотелось снова сказать ему, что она любит его всем своим существом, хотя он это и так уже знал. Он возвысил ее удел смертной. Он пребывал в ней подобно божественному свету.

Ее поразила царившая вокруг тишина. Она выглянула в окно на Седьмую авеню. Уличное движение сошло почти на нет. Люди шли по тротуарам, словно во сне, и часто смотрели на небо.

Она поняла, что они мучаются вопросом, не настал ли Судный день. И улыбнулась: столько страха из-за того, что им напомнили о простоте их природы!

Она решила выйти на улицу, потому что захотела есть и нуждалась в кофе. Ехавший с ней в лифте высокий чернокожий парень, про которого она знала, что он волейболист, казалось, был в трансе.

— Не бойтесь, — сказала она ему. — Бог любит вас.

— До сих пор это были только слова, — ответил тот. — Но когда они становятся делом, как тут не испугаться?

Она покачала головой.

— Наоборот, вы должны радоваться.

— Попробую научиться.

Через три улицы она вошла в какое-то заведение, где делали сандвичи на заказ, попросила салат из тунца и кофе. Закусочная была почти пуста.

— Вы еще можете есть? — спросила официантка, девушка латиноамериканского происхождения, бросив взгляд в телевизор, закрепленный на стене; ведущий комментировал утренние события на Ред-Буффало.

Женщина засмеялась.

— Конечно, могу. Я вижу, что Бог не забыл смертных.

Официантку ошеломили ее слова.

— Но это же конец света!

— Если бы это было так, зачем тогда Господу призывать нас к порядку? — ответила женщина, принявшись за свой сандвич.

— Значит, вы в Него верите?

Женщина улыбнулась и кивнула.

— Благослови вас Бог! Вы мне вернули надежду, — сказала официантка.

В Тен-Хорн-Батте Джеб Де Вер ждал врача. По правде сказать, он ждал заодно и апокалипсиса. Ленарт Бургард рухнул в кресло, увидев, как проявивший величайшую отвагу преподобный Касс, друг детства, горит заживо. Он сказал:

— Дьявол выиграл.

Потом схватился за сердце и простонал, что ему больно.

Де Вер же потерял двоих из своих лучших стрелков и не сомневался, что после допроса в ФБР они выведут на его след.

Да, дьявол, ненавидящий Америку, выиграл. А он, Джеб Де Вер, проиграл. Ценности, которые он так страстно защищал, втоптаны в грязь.

Он был в отчаянии. Жизнь потеряла смысл.

Джон Ф. Уэсли задался вопросом, сможет ли он еще вернуться к своим президентским обязанностям. За короткое время он видел, как Иисус отчитывал Америку за ее грехи, как убийцы покушались на жизнь посланника Всевышнего, как сияющий крест появился в небе, как сгорел противник божественного слова и содрогнулась земля.

— Джон, надо показать себя достойным обстоятельств, — прошептала Энн-Френсис.

— Господин президент, надо вернуться в Вашингтон, — посоветовал Лонгпеппер, опасаясь новых покушений.

Он окинул сцену взглядом. За спиной президента молился Энтони Баскин, сложив руки и наклонив голову вперед. Лицо одного из солдат национальной гвардии блестело от слез. Люди лопатами сгребли останки преподобного Касса в брезент, превратив его в импровизированный саван.

Когда землетрясение закончилось, стоявший перед ними Иисус благословлял людей, успокаивал плачущих и исцелял больных.

— Похороните его прямо здесь, — сказал он, указав на свернутый и стянутый двумя бечевками брезент. — Пусть его могила служит напоминанием тем, кто считает, будто может бросать вызов Господу. И пусть не ставят никакого креста сверху, ибо ад настиг его на земле.

Уэсли встал и сделал два шага, отделявшие его от Иисуса.

— Господи, ты останешься здесь?

— Я не оставлю тебя одного, Джон, ибо тебе еще предстоит столкнуться со многими строптивцами, такими как этот несчастный.