Читать книгу "Рождение волшебницы. Книга 3. Потоп - Валентин Маслюков"

И вдруг неистово дернулась, вырвалась и глянула распахнутыми глазами.

Встречный взгляд смутил очнувшуюся из беспамятства узницу, кончиками дрожащих пальцев она тронула бровь, опустила необыкновенно темные ресницы на бесцветном, как известь, лице и снова глянула — искоса.

Заполнившие тесноту подземелья вооруженные люди строго молчали. То была благоговейная и возвышенная тишина, исключавшая легкомысленное, пустое слово.

Девушка отстранилась и увидела каменный свод, лица, тени… Она подвинулась, пугаясь, совершенно осмысленно, испуг ее уже ничем не походил на безумие, — и поймала под волной волос цепь… В лице выразилось напряжение мысли, словно узница припоминала ускользающий сон и не могла припомнить.

— Что это? — сказала она, оглядываясь жалобно и тревожно. У нее оказался чудесный полнозвучный голос.

— Как тебя зовут? — затрудненно, будто глотая слезы, спросила Золотинка.

Прозрачные пальцы узницы охватили лоб, рука скользнула, не находя места…

— Кто этот человек? — вздрогнула она вдруг, наткнувшись взглядом на Карася.

— Не бойся, — быстро сказала Золотинка.

Девушка метнулась взором — каждое слово Золотинки было для нее истиной и однако… однако она не могла понять, как можно не бояться этого человека. И сказала неуверенно, словно бы виновато:

— Пусть… не подходит. — Она брезгливо тряхнула головой, выражая этим движением больше того, что сказала.

Золотинка глянула, и тюремщик, искривив лягушачий рот в невыразимой смеси нахальства, смирения и растерянности, попятился.

Тут словно что-то вспомнив, вспомнив, наверное, что пора идти, незачем сидеть в этом случайном месте, недобром и неуютном с виду, узница порывисто вскочила, обнажившись на первом шаге с ног до головы. Нагота девушки заставила мужиков помрачнеть, кто потупился, кто закусил губу. Сжалось сердце у Золотинки: отчетливая рябь ребер, впалый живот, исхудалые бедра, на которых углом проступали кости таза. Только волосы, безумное буйство волос на плечах и на темном лоне не изменило узнице, оставаясь ее защитой.

Спохватившись, Золотинка стащила с себя Буянов плащ, настолько короткий, впрочем, что им можно было бы прикрыть, наверное, только грудь или наоборот бедра, оставив на произвол судьбы бугорки грудей, которые девушка не догадалась оградить даже рукой. Кто-то из ратников без всяких просьб накинул на плечи узницы истрепанный походный плащ, опавший на самые щиколотки.

— Рубите оковы! — со злобным ожесточением бросила Золотинка.

Засверкали, зазвенели мечи, полетели искры, девушка съежилась, но Золотинка не выпускала ее из объятий. После двух или трех ударов меч попал в камень, каленый клинок разломился надвое, но это не смутило воинов, они продолжали кромсать уложенное на пол звено, не жалея мечей.

— Не оставляй меня! — шептала узница, прижимаясь. — Не оставляй меня, я с ума сойду!

Оглядываясь вокруг не понимающим взором, она ничего не спрашивала. Не столько, может быть, страшилась, сколько не понимала, что спрашивать. Не вопросы — детское любопытство выказывали ее чудесные, живые и влажные, глаза. Молчала и Золотинка не зная, как подступиться к объяснениям и с чего начать, если объяснять нужно было все, а начинать с начала начал.

— Меня зовут Золотинка, — сообщила она, когда вспотевшие от работы ратники разрубили цепь и стих все подавляющий звон.

— Золотинка? Зовут?.. — Девушка встрепенулась и вспомнила: — Меня зовут Фелиса. Фе-ли-са, — протянула она, как будто пытаясь освоить и запомнить чужое имя.

— Пойдем со мной, Фелиса, нам нельзя останавливаться, — сказала Золотинка.

— С тобой, — кивнула Фелиса, принимая это как очевидное продолжение того же чуда.

Золотинка прихватила конец цепи, чтобы не болтался на ходу, и закинула правую руку девушки себе на плечо, рассчитывая поддерживать ее хотя бы первое время. Но Фелиса цепко ее обняла, и когда Золотинка уклонилась от поцелуя, уже лишнего, огромные, ставшие еще больше глаза девушки наполнились слезами, она закусила губу, сотрясаясь в каком-то пугающем ознобе. Лихорадка эта завершилась все равно поцелуем — Золотинка не стала сопротивляться, с нехорошим беспокойством начиная понимать, что так просто от этого беспомощного, прильнувшего к ней душой существа уже не отделаться. Она решилась только сократить неизбежные нежности сколько возможно и потянула Фелису в путь.

Идти было неудобно. Фелиса морщилась и, стонала, попадая босой ногой на камешки, она шаталась, выказывая намерение упасть, и судорожно цеплялась за Золотинку, иной раз без всякой нужды, как можно было подозревать, только для того, чтобы прижаться на ходу, пусть ненароком и невзначай, поймать губами плечо, шею, локоть… Во влажных глазах ее стояли, не просыхая, слезы. Иной раз она принималась судорожно дышать в потребности беспричинных рыданий, и только необходимость идти и Золотинкины понукания удерживали ее от припадка.

Все это походило на сумасшествие. Истина начинала открываться Золотинке, она должна была осознать, что, излечив несчастную узницу от сумасшествия разума, тем же самым лечением по какой-то своей неловкости или неопытности, черт знает почему! ввергла Фелису в сумасшествие чувства. Чувство это было безумная страсть к волшебнице. Болезненное, лихорадочное почитание, которое не оставляло Фелисе ничего своего, ни воли своей, ни своей, отдельной от волшебницы жизни, и потому в конечном счете делало излишним и разум, который подарила ей Золотинка.

Растянувшись гуськом, теряя конец шествия на поворотах, они двигались теперь невыносимо медленно, Золотинка выходила из себя. Опасаясь убить Фелису грубым словом, она сдерживалась, и однако, невозможно было тянуться так без конца. Когда стало понятно, что быстрее уже не будет, Золотинка подозвала плечистого молодца, пытливый, исполненный сострадания взгляд которого отметила для себя еще прежде. Этому великану ничего не стоило унести девушку на руках — только в радость.

Молодец кивнул, а Фелиса, напротив, вцепилась кошкой. Лицо ее исказилось, опять в нем появилось нечто бессмысленное, безумное, и Золотинка, не переставая говорить подходящие к случаю слова, с усилием отдирала со своих запястий, с шеи своей, с плеча тонкие и гибкие, но необыкновенно цепкие с обломанными ногтями пальцы. Фелиса продолжала биться на руках у дядьки, так что впечатлительный малый старался и дышать в сторону, чтобы не обеспокоить. Увы, Фелиса успокоилась не раньше, чем поймала Золотинку. Всхлипнула всем ртом и затихла, когда ощутила в судорожно стиснутой руке палец волшебницы.

Так они и шли втроем, сцепившись. Неровно пробитые в известковых скалах повороты заставляли их сбиваться с шага; чтобы не тесниться, молодец с Фелисой на руках пробирался самой обочиной, по каменистой осыпи, оставляя Золотинке середину тропы. Но и это было не дело: молодец вынужден был сгибаться, чтобы не задевать головой своды, камни сыпались из-под его ног, а Золотинка спотыкалась.

По петляющим норам, все время под уклон они спустились в довольно высокую, частью выправленную каменотесами пещеру; Золотинка помнила здесь провал под крышкой из толстых кованных прутьев. Сюда и повел тюремщик.