Читать книгу "Идол липовый, слегка говорящий - Николай Бахрошин"

А может, и прав был Иннокентий, Хранитель идола – нельзя жить в этом городе. Долго жить в Москве категорически противопоказано, думал Саша, куря сигарету за сигаретой над остывающей кружкой с кофе. Если, конечно, хочешь оставаться здоровым, веселым и психически уравновешенным человеком. А кто не хочет? Если здоровым, веселым, и, как подарок судьбы, еще и богатым? Даже интересно было бы посмотреть на человека, который с ранней юности собирался стать в жизни унылым, больным и маниакально-депрессивным типом. Зарабатывать на жизнь, сжимая зубы от отвращения, и коротать досуг в душераздирающих неврозах, усиленных регулярной алкогольной интоксикацией… Подобными глубокомысленными рассуждениями можно было себя развлекать над утренним кофе, но получалось, откровенно говоря, не очень. В смысле – развлекать.

Серая жизнь за окном, серое настроение с утра…

После кофе Саша садился работать. Вернее, пытался работать. Налившись растворимым кофе, как жаба мутью (любимое выражение редакционного обозревателя Бломберга), он садился за свой ноутбук и добросовестно пытался ваять. Писать книгу…

* * *

– И что же мне теперь делать? Проще говоря, как жить дальше на белом свете? Может, хоть ты посоветуешь? – спросил Саша Иннокентия в тот последний, таежный вечер.

– Советовать – занятие бестолковое, – сказал Хранитель. – А главное, что чужие советы напоминают теннисные мячики.

– Каким образом?

– А с ними тут же начинают играть. Гоняют туда-сюда в зависимости от обстоятельств, кидают, перекидывают, стучат об стенку, пока просто не потеряют. И что толку от советов? Давай я лучше расскажу тебе притчу.

– Расскажи, – согласился Саша.

– Однажды к Будде пришел один юноша, – начал Иннокентий. – Это был сын богатых родителей, обучался он разным наукам, узнал многое, но сам чувствовал, что настоящей мудрости в его знаниях нет. «Учитель, чем больше я узнаю из книг, тем больше у меня возникает вопросов. Чтобы ответить на них, я начинаю читать следующие книги, и вопросов становится еще больше. Может, хоть ты сможешь мне ответить на все?» «Я тебе отвечу, – сказал Будда. – Но до этого ты выполнишь одну мою просьбу. Ты на год удалишься от мира, построишь хижину в глубине джунглей и будешь жить в ней без книг и без собеседников. А через год я отвечу на любые вопросы, которые только придут тебе в голову». Юноша начал возмущаться, мол, как можно, да через год накопится столько вопросов, что он их и перечислить не может. Сгоряча он снова обратился к книгам, опять начал читать, и вопросов становилось еще больше… Словом, пришлось ему согласиться.

Прошел год. Будда вспомнил про юношу, но тот все не появлялся. Тогда Будда сам пошел к нему. Видит: стоит хижина, сидит на пороге юноша и греется на солнышке. «Ну что ты хотел у меня спросить?» – «Учитель, у меня больше не осталось вопросов, я все понял», – ответил тот.

– Да… – сказал Саша, помолчав.

– Вот оно как, – согласился Иннокентий.

– Нравятся мне твои притчи, – сообщил Саша, – Простые они. Почти как удар табуреткой по голове.

– Ты так находишь? – спросил Хранитель.

– Да нет, это я так злюсь… А в общем, ты прав. Стоит задуматься…

– И, приступив, ученики сказали Ему: для чего притчами говоришь им?

Потому говорю им притчами, что они видя не видят, и слыша не слышат, и не разумеют…

– А это что?

– Евангелие от Матфея. Глава 13, стихи 10-й и 13-й, если не ошибаюсь, – сказал Хранитель.

Пробившись сквозь кроны, заходящее солнце бросило на них свои последние красные лучи. В этом ярком свете, неожиданно ударившем из-за деревьев, Саша отчетливо, до последней морщинки и черточки увидел лицо хранителя идола. Все-таки старое это было лицо. Лицо человека, живущего уже в третьем по счету столетии…

* * *

– Ты знаешь, Саша, я к тебе очень хорошо отношусь. Можешь мне не поверить, но я к тебе действительно хорошо отношусь, – в третий или в четвертый раз повторял ему Гаврилов. – Пишешь ты хорошо, бойко, интересно и с юмором даже. Про птеродактиля, залетевшего в комнату к туристам, мне, например, очень понравилось. Или про акулу, которая материлась человеческим голосом. Тоже вполне правдоподобно. Заметки опять же сдаешь вовремя. Почти вовремя, конечно… Но…– главный редактор поднял перед собой пухлый палец, – Суди сам. Ты улетаешь в командировку. Это раз!

Они оба посмотрели на гавриловский палец.

– В командировке ты пропадаешь почти месяц. Это два! – главный разогнул второй палец. – Я не знаю, на какие деньги ты столько путешествовал, меня это не касается, это ты еще будешь с бухгалтерией разбираться. Но… Мы тебя, между прочим, почти что объявили во всероссийский розыск. Корреспондент пропал, шутка ли… Это три, между прочим!

Третий палец, впрочем, так и не появился. Вместо этого Гаврилов убрал руку, тяжело вздохнул, достал из ящика стола платок в голубую клетку и шумно вытер массивный лоб и бритую, монументальную голову.

Саша сидел напротив, терпеливо дожидаясь продолжения.

– Ты знаешь, я к тебе хорошо отношусь, – снова начал Гаврилов. – Только поставь себя на мое место. Сначала ты пропадаешь, а теперь появляешься спустя месяц и рассказываешь мне про аварию вертолета, которая нигде, кстати, не зафиксирована. Почему, спрашивается?

Саша пожал плечами.

– Вот и я не знаю, – продолжил главный. – Все аварии транспортных судов фиксируются, а эта, видишь ли, не зафиксирована. Чудеса? Потом… Ты рассказываешь мне про некий Ващерский край, где ты якобы скитался. А где он? Почему его нет на карте? Что за чудеса в решете там происходят, как ты про них рассказываешь? Где он, этот Ващерский край, в конце концов?

Саша снова пожал плечами. На этот раз такой ответ Гаврилова не устроил. Главный сердито защелкал мышью компьютера, выводя на экран из Интернета карту севера.

– Вот, смотри сам! Тут все есть. Мурманск есть?

– Есть.

– Река Онега есть?

– Есть.

– Море Лаптевых есть?

– Есть.

– Полярный Урал есть?

– Есть.

– Даже этот, как его, Ханты-углой-сарнай! Прости Господи… чего только на белом свете не бывает… Есть?

Саша опять подтвердил.

– Правильно! Все есть! – напирал Гаврилов. –

А где, спрашивается, Ващерской край? Где город Острожин? Куда все это подевалось?! Вот же карта, перед твоими глазами!

– А может, она не полная, – предположил Саша.

Гаврилов крякнул и презрительно выпятил губы.

– Знаешь, Саша, я к тебе очень хорошо отношусь… – угрожающе повторил он.

По его тону было понятно, что любое хорошее отношение имеет свои пределы, а дальше оно таковым быть перестает. Дальше начинаются далеко заходящие административные выводы, и им уже никто не обрадуется. Так что лучше до этого ужаса не доводить, намекали интонации главного редактора, а покаяться, свесить повинную голову ниже плеч, признать свое ярко выраженное разгильдяйство и смиренно спросить дядю Гаврилова – что же делать? Потому что повинную голову – меч не сечет, за повинную голову отдувается всего лишь задница. Таким образом, он, добрый дядя Гаврилов, придумает что-нибудь не слишком строгое. Относится-то неплохо. В общем и целом…