Читать книгу "Проклятие Галактики - Валентин Холмогоров"

На одиннадцати тысячах челнок стало изрядно трясти. Насыщенная электричеством атмосфера ожила, подхватив крошечную песчинку, несущую в себе несколько десятков живых человеческих душ, и принялась неистово швырять то вверх, то вниз, забавляясь ею, точно новой игрушкой. Эстер начала интенсивно шуровать хендстиком, безуспешно стараясь скомпенсировать попеременно возникающие крены, автоматика протестующе взвизгнула, нервно заерзали рычаги управления атмосферными двигателями, поддаваясь попыткам автомата контроля тяги выровнять машину.

– Оставь! – прикрикнул на нее Ник, схватив за рукав. – Он сам справится. Не мучай птичку!

Болтанка продолжалась почти до самой земли и прекратилась, когда вынырнувший из-под низких облаков челнок окатила ледяная волна дождя. Едва колеса коснулись земли и корабль, прокатившись по бетонке, замер на отведенной ему стоянке, Эстер отстегнула ремни, порылась в расположенном слева от командирского кресла ящике с инструментами и протянула Нику закрытую на магнитную застежку кобуру. Ник осторожно отогнул клапан, и в его ладонь легла холодная рифленая рукоять короткоствольного излучателя.

– Пойдем, – сказала Эстер, – скоро они опомнятся и начнут тебя искать. Надень бронежилет, там и вправду опасно.

Глава 13

Парень, которому во время аварийной посадки оторвало ногу, каким-то чудом все-таки выжил: Макса и еще одного бойца из их подразделения отрядили доставить его в медицинский комплекс, откуда они забрали выздоровевшего и чрезвычайно довольного собой Студенца. Всю обратную дорогу до корабля тот непрерывно шутил и балагурил, в результате чего напарник Макса, рослый и угрюмый парень по имени Вартан, пообещал вернуть бедолагу обратно в госпиталь с парой свежих переломов, если тот прямо сейчас не заткнется. Студенец умолк и оставшееся до прибытия на борт время обиженно сопел, искоса поглядывая на своих спутников. Воспользовавшись случаем, Максу удалось немного вздремнуть.

На «Доменаторе» опять полным ходом шла перетряска подразделений. Как ни силился, Макс не мог понять причин этих бесконечных перестановок личного состава, хотя, наверное, командование усматривало в этом какой-то тайный сакральный смысл. Отбыв очередной наряд по роте, Макс оказался предоставлен самому себе и, вновь уединившись в корабельном гальюне, записал и отправил видеосообщение домой. Родители тоже прислали ему несколько новых писем. Картина, которой он мог любоваться из крошечного окошка «пада»: открытая веранда дома, утопающая в красной листве ротензий, чистое, мирное чуть зеленоватое небо, загорелое и немного встревоженное лицо матери, на котором прибавилось морщин, – все это казалось теперь каким-то другим миром, иной вселенной, сказочной, неправдоподобной и недостижимой. На Джанезии все было по-прежнему спокойно, но повсюду ощущалась какая-то скрытая тревога, которую Макс почувствовал и в последних посланиях матери. Планета готовилась к войне, в то же время искренне надеясь избежать конфликта. Это беспокоило Макса. Но больше всего его беспокоила недавняя находка.

Из чистого любопытства он просмотрел все обнаруженные в «паде» видеозаписи, а потом пересмотрел их еще раз. Впечатление у него сложилось неоднозначное и пугающее. Если все, о чем говорилось в этих сообщениях, было правдой, то на карте действительно находилась бесценная информация, представлявшая огромный интерес как для их противников, так и для самой корпорации «Юнайтед Аэроспейс». Любопытно, что же случилось тогда с тем, кому были адресованы эти послания? Жив ли он или его уже прикончили? За такое и вправду могли убить. Запросто.

Хорошенько поразмыслив, Макс решил рассказать обо всем вахмистру Титу и отдать ему находку, а уж он придумает, что с ней делать дальше. Хотя Макс и не испытывал по отношению к чернокожему гиганту какой-либо привязанности, но все же тот обладал большей властью и наверняка знал, что именно следует предпринимать в подобных ситуациях. Некоторую неуверенность вселяло в Макса лишь то, что все хранящиеся в «паде» записи вполне могли оказаться чьей-то дурацкой шуткой, и тогда его наверняка поднимут на смех его же товарищи. Впрочем, колебался Макс недолго: спрятав «пад» в карман, он направился на третью палубу, где располагались каюты младших офицеров.

Вахмистра Титу Макс застал не в лучшем расположении духа. Он лежал на койке, закинув ноги на прикроватный столик, и смотрел что-то в закрепленном на противоположной стене головизоре.

– Сэм вахмистр, разрешите…

– Чего тебе? – поднял на него недовольный взгляд тот. – Что-то срочное?

– Никак нет, сэм вахмистр, я просто хотел…

– Ну и иди на хрен. Часы приема личного состава вывешены на инфостенде жилой палубы. Будет прием – придешь и расскажешь, как ты соскучился по мамочке. Свободен.

Выполнив разворот «кругом», Макс отправился восвояси. Что ж, проклятый «пад» теперь придется прятать: бойцам запрещалось иметь более одного личного устройства, а свой он сдавал в камеру хранения, поэтому появление второго «пада» неизбежно вызовет ненужные вопросы. Может, попросту выбросить его? Макс уже направился было к ближайшему утилизатору, но в последний момент что-то остановило его. Махнув рукой, он спрятал злополучное устройство обратно в карман и зашагал в кают-компанию.

Здесь собрался практически весь личный состав его отделения. Ковач снова ковырялся в своем «паде», пятеро парней резалось в «хонк», кто-то пялился в визор, по которому крутили новости. Макс на некоторое время присоединился к последней компании, надеясь, что там покажут что-нибудь про Джанезию, но тот, кто настраивал канал, по всей видимости, использовал контекстный фильтр, отсеяв все, что не имело отношения к текущему кризису. Продолжалась блокада нескольких обитаемых планет, экономисты подсчитывали ущерб, нанесенный военными действиями, в то время как акции Ассоциации неумолимо ползли вверх. Политологи с пеной у рта обсуждали, начнется ли наземная операция на Калорисе, или Ассоциация ограничится лишь демонстрацией силы. Полиция арестовала какого-то высокопоставленного мужика по имени Ли Цзян по обвинению в изнасиловании сорокапятилетней одноногой проститутки, невесть каким образом проникшей на территорию его охраняемого коттеджа на Эйдолионе. И, наконец, рубрика «курьезы дня»: в окрестностях Девона радары готовившегося к посадке пассажирского лайнера зафиксировали нечто, похожее на корабль воргов. В общем, ничего интересного.

Макс отыскал в углу кают-компании свободное место, устроился поудобнее, закинул за голову руку и решил немного вздремнуть. Вообще-то, спать до официального отбоя не разрешалось, но хронический недосып – пожалуй, единственное, что беспокоило сейчас Макса кроме периодически возникающего чувства голода. В последние дни он научился засыпать в любом положении и практически в любой ситуации, причем старался использовать это свое новообретенное умение при первой же возможности.

Тихий, убаюкивающий шелест прибоя. Зеленоватые волны облизывают белый, словно тальк, кварцевый песок, воздух наполнен запахом океана, где-то вдалеке тоскливо перекликаются птицы. Макс бежит по этому бесконечному пляжу вдоль полосы прибоя, но ноги вязнут в теплом, сыпучем песке, и, чем быстрее он старается бежать, тем труднее дается каждый шаг. Свежеет, над горизонтом собираются грозовые облака. Чуть впереди, на багровом, будто кровь, травянистом склоне стоит мать, ветер треплет длинное синее платье, она всматривается в даль, но не может разглядеть его. Макс бежит вперед, и склон с каждым ударом сердца отдаляется от него, он близко, всего лишь в нескольких шагах, но сделать эти шаги не позволяет проклятый песок, сковавший движения. Макс кричит, однако крик застревает в вязком воздухе, повисает в нем, а мать продолжает слепо смотреть вдаль, не замечая, что он здесь, рядом, близко, только протяни руку. Их словно разделила невидимая стена, и Макс внезапно осознает, что он больше не принадлежит этому миру, и потому все, кто остался в той, прошлой, мирной жизни, не могут видеть его, отныне он для них словно призрак, словно бестелесный образ, оставшийся лишь в воспоминаниях. В приступе бессильного отчаяния Макс бьется в эту невидимую стену, стучит в нее изо всех сил, но мать по-прежнему не замечает его. И тогда, собрав воедино всю свою волю, Макс обрушивает на незримую преграду самый последний, самый сокрушительный удар. Стена рушится, разбивается на мелкие осколки, но не со звоном, как должно биться стекло, а с пронзительным прерывистым ревом. Пам… пам… пам… – воет разлетевшееся препятствие, увлекая за собой все окружающее пространство, пам… пам… пам… – пляж, и небо, и далекий склон оплывают, словно тающая свеча, вокруг начинают метаться стремительные тени, а душу охватывает непонятная тревога…