Читать книгу "Инверсии - Иэн Бэнкс"

Хилити тоже пытался сдвинуть ствол с ноги Секрум, но тот был слишком тяжел. Он подумал, что если ему удастся найти достаточно прочный и длинный рычаг, то он, вероятно, сможет освободить ногу Секрум, но, чтобы найти рычаг, нужно было время, а Секрум тем временем могла задохнуться. Хилити вдохнул еще воздуха и нырнул под воду. Снова изо рта Секрум вырвались пузыри, и снова Хилити дал ей воздуха из своей груди.

Хилити понимал, что долго так продолжаться не может. Холодная вода отбирала его тепло и силы, каждый нырок давался все с большим трудом, и ему самому уже не хватало воздуха.

Тут он вспомнил о духовой трубке. Его собственную унес поток, в который он упал, но, нырнув в первый раз, он увидел, что трубка Секрум осталась при ней, прижатая спиной девушки ко дну. Хилити нырнул, вдохнул в рот Секрум порцию воздуха, ухватился за трубку, дернул ее, потащил на себя, и наконец она выскользнула из-под Секрум. Ему пришлось вернуться наверх, чтобы глотнуть воздуха, но потом он снова нырнул, показал на трубку, и Секрум взяла ее в рот.

Но это еще не было спасением. Секрум пришлось снова вытащить трубку изо рта, потому что в нее попало много воды. Хилити вытащил трубку на поверхность, вытряс воду, зажал отверстие ладонью с одной стороны и опять нырнул.

Теперь Секрум могла дышать. Хилити убедился, что она продержится какое-то время, выбрался из воды и принялся искать рычаг. Наконец он нашел ветку — прямую и достаточно толстую, надеясь, что с ее помощью сдвинет с места упавший ствол. Он вернулся в воду, нырнул, всунул ветку под ствол и упер ее в камень.

Наконец-то дело пошло. Рычаг чуть не треснул, а когда ствол шевельнулся, он больно ударил по сломанной ноге Секрум, но та освободилась и всплыла на поверхность, и Хилити смог вытащить ее на берег. Духовую трубку унесло течением.

Не меньше труда потребовалось, чтобы поднять Секрум по крутому берегу наверх, потому что из-за сломанной ноги она была совершенно беспомощна.

— И что, врачу пришлось отрезать ей ногу? — спросил Латтенс. Он съежился на кровати, глаза его широко раскрылись.

— Что? Нет-нет, что ты! Наконец Хилити вытащил Секрум наверх. Он так устал, что ему пришлось оставить своего друга на берегу. Он вернулся в их лагерь один, но там… поблизости был разложен сигнальный костер, Хилити поджег его, огонь заметили люди, пришли и спасли их.

— И Секрум выздоровела?

ДеВар кивнул.

— Да. Все считали Хилити героем, а когда нога Секрум зажила — это было еще до ее отъезда, — она отправилась на остров, где все это случилось, обшарила речку ниже обрушенного моста и нашла две духовые трубки, застрявшие между камней: одна повыше, другая пониже. Она отрезала конец от трубки, спасшей ей жизнь, привязала ее на ленточку и подарила Хилити на прощальной вечеринке, устроенной ее друзьями. Этот подарок означал, что случай на другой реке, у водопада, когда из-за Хилити Секрум упала в воду (ты помнишь?), забыт и Секрум его простила. Маленькое деревянное колечко было великовато — на палец его, к сожалению, не наденешь, но Хилити сказал Секрум, что будет вечно хранить его, как самую большую драгоценность, и сдержал слово, и хранит его до сих пор, и, насколько все знают, кольцо и теперь при нем.

— А куда отправилась Секрум? — спросил Латтенс.

— Никто не знает, — сказал ДеВар, разведя руками. — Может быть, она приехала сюда. Они с Хилити знали об… об империи и Гаспидусе. Они разговаривали об этом, спорили. Кто знает, может, она и побывала здесь.

— А Секрум больше никогда не видела своего друга? — спросила Перрунд, сажая Латтенса себе на колени.

Мальчик, однако, тут же вырвался из ее рук.

ДеВар покачал головой.

— Нет, — сказал он. — Через несколько лет после отъезда Секрум он уехал из Богатилии, и Хилити порвал все связи со своей землей и своими бывшими знакомыми. Возможно, Секрум уже вернулась домой, но Хилити об этом никогда не узнает. Он навсегда покинул Богатилию с ее благами. Секрум и Хилити больше никогда не встретятся.

— Как это печально, — сказала Перрунд. Говорила она тихим голосом, а на ее лице застыло грустное выражение. — Как это грустно — никогда больше не увидеть своих друзей, свою семью.

— И вот, — начал было ДеВар, но, подняв глаза, увидел, что один из адъютантов протектора машет ему от двери. Он взъерошил волосы Латтенса, медленно поднялся, взял шляпу, мешки и плащ. — К сожалению, юный генерал, у меня больше нет времени. Тебе пора попрощаться с отцом. Смотри.

УрЛейн, одетый в великолепный дорожный костюм, вошел в комнату.

— Ну, где тут мой мальчонка? — выкрикнул он.

— Отец! — Латтенс подбежал к отцу и бросился в его объятия.

— Ух ты! Ну и тяжел же ты стал! — УрЛейн, посмотрев на ДеВара и Перрунд, подмигнул им. Протектор сел рядом вместе с мальчиком на диван рядом с дверью, и они обнялись.

Перрунд стала рядом с ДеВаром.

— Ну что ж, сударь мой, обещай, что будешь хорошо заботиться о протекторе и о себе, — сказала она, приближая к нему свое лицо. Глаза у нее увлажнились. — Я очень рассержусь, если с кем-то из вас что-нибудь случится. Ты храбр, но, я надеюсь, не рискнешь испытывать на себе мою ярость.

— Я сделаю все возможное, чтобы мы оба вернулись живыми, — сказал ей ДеВар.

Он взял плащ, шляпу, мешки. Плащ накинул на одну pуку, мешки поднял другой рукой и взвалил на плечо, потом надел шляпу и скинул ее за спину, так что она повисла на шнурке.

Перрунд смотрела на его манипуляции с каким-то грустным любопытством. Она положила свою здоровую руку на кисть ДеВара, успокаивая его.

— Береги себя, — тихо сказала она, потом повернулась и села там, где ее мог видеть УрЛейн и откуда она могла видеть его.

ДеВар несколько мгновений смотрел на Перрунд — она сидела в длинном красном платье, расправив плечи, лицо ее было спокойным и прекрасным. Потом он повернулся и пошел к двери.

17. ДОКТОР

Хозяин, хочу сообщить, что убийца герцога Валена в конце концов был найден. Нельзя ведь оставлять безнаказанным убийцу такого важного лица. С такой же неизбежностью, с какой должен быть найден наследник для знатного титула, дыра в ткани общества, возникшая после убийства, должна быть заделана кем-то из живущих. В этот вакуум непременно затянет чью-нибудь душу, и в данном случае такой душой оказался бедняга из города Мизуи, который со счастливым и даже довольным видом по собственной воле бросился в пустоту.

Звали его Берридж, когда-то он изготавливал трутницы и был хорошо известен в городе как местный юродивый. Жил он под городским мостом с горсткой других отверженных, которые нищенствовали на улицах и собирали отбросы на городском рынке. Когда на следующий день после маскарада жителям города стало известно об убийстве герцога Валена, Берридж явился к судье и признался во всем.

Это явление не очень удивило судью, поскольку Берридж брал на себя ответственность за любое убийство в городе или рядом с ним, если явного виновника не обнаруживалось, а иногда и если виновник был явнее явного. Его признания на суде в опровержение фактов, кричащих о том, что некий муж, известный своим злобным нравом, был обнаружен пьяным до бесчувствия в запертой изнутри комнате, где находилось тело его зверски убитой жены, а он еще и сжимал окровавленный нож в руке, вызвали хохот среди той части населения, для которой заседания королевского суда — род бесплатного театра.