Читать книгу "Летний домик с бассейном - Герман Кох"

С Юлией между тем обстояло немного получше. По крайней мере, у нас сложилось такое впечатление. Она все чаще приводила домой подружек, за столом нет-нет да и рассказывала о событиях в школе, причем не дожидаясь наших вопросов, снова смеялась. Неуверенно, однако же смеялась. А в иные дни снова подолгу сидела одна в своей комнате.

— Тут дело еще и в возрасте, — говорил я.

— И это, по-моему, хуже всего, — говорила Каролина. — Наверно, мы уже никогда ничего точно не узнаем. Чему виной возраст, а чему… то, другое.

Временами я всматривался в лицо Юлии, когда думал, что она не видит. Ее глаза. Ее взгляд. Совсем иные, нежели год назад. Не то чтобы более печальные, но более серьезные. Обращенные внутрь, как говорится. Каролина права. Я тоже не знал, приписывать ли это ее взрослению или — так и не всплывшим в памяти — событиям на пляже.

43

Летний отпуск мы провели в Америке. Сменим обстановку, так мы решили. Другая обстановка, не как на пляже (или у бассейна). Путешествие, а не просто отдых на одном месте. Путешествие с массой развлечений, с новыми впечатлениями и нехваткой времени на раздумья — на размышления, на бессонные ночи.

Поездка, может, и «не поставит Юлию на ноги», но подействует оздоровляюще, рассуждали мы. Очистит чувства и мысли. Может, после поездки удастся открыть новую страницу.

Начали мы с Чикаго. Поднялись лифтом на верхний этаж небоскреба Сирс-Тауэр, окинули взглядом город и озеро Мичиган. Прокатились по улицам в открытом двухэтажном автобусе. Завтракали в «Старбакс». Вечерами ужинали в ресторанах, где заказывали любимые блюда Юлии. Итальянские. Пасту. Но и за столом она не вынимала из ушей белые наушники айпода. Не то чтобы совсем отключалась, нет, благодарно улыбалась, когда перед нею ставили тарелку равиоли и официант посыпал их тертым сыром. Клала голову на плечо Каролины, гладила мать по руке. Только почти не разговаривала. Иногда напевала песенку, которую слушала через айпод. В обычной ситуации мы бы что-нибудь об этом сказали. «Мы за столом, Юлия. Прервись, немного погодя можешь слушать дальше». Но мы молчали. Думали: пусть делает что хочет. Пока что определенно не время переворачивать страницу.

На прокатной машине, белом «шевроле-малибу», мы поехали на запад. Видели, как ландшафт мало-помалу становится более скудным и пустынным. Лиза на заднем сиденье восторженно вскрикивала при виде первого ковбоя и первого бизона. А Юлия сидела в наушниках. Чтобы привлечь ее внимание, приходилось кричать:

— Смотри, Юлия! Вон там, на голой скале. Стервятник.

Тогда она вынимала из уха один наушник.

— Что ты говоришь?

— Стервятник. Вон там. Нет, уже улетел.

В Национальном парке Бэдлендз[33]мы видели таблички, предупреждавшие о присутствии гремучих змей. Возле горы Рашмор[34]сфотографировали высеченные в скале головы четырех американских президентов. То есть сфотографировала Лиза, мы дали ей камеру. Мне самому никогда не хватало терпения фотографировать, Каролина еще делала снимки, когда дети были маленькие, но позднее тоже бросила. А Лизе это занятие нравилось, лет в девять она увлеклась фотографией. Поначалу снимала на отдыхе главным образом бабочек и цветы, потом все чаще семью.

Юлия старалась изо всех сил. На всех снимках улыбалась. Но вроде как ради нас. Или чувствуя за собой вину в собственной мрачности. В парке Кастера[35], где мы на несколько дней сняли хижину, она в буквальном смысле попросила прощения:

— Sorry. Я, наверно, не самая веселая компания.

Мы сидели возле хижины за столом для пикника, рядом на жаровне шипели куски говядины и гамбургеры.

— Не говори глупости, Юлия, — сказала Каролина. — Ты у нас самая милая и самая веселая дочка. Делай что тебе хочется. Для того и каникулы.

Лиза стояла возле барбекю, переворачивала мясо.

— А я? — воскликнула она. — Я тоже самая милая и самая веселая?

— Конечно, — ответила Каролина. — Ты тоже. Вы обе. Самое прекрасное, что у меня есть.

Я посмотрел на жену. Она прикусила губу и потерла глаза. А немного погодя встала:

— Пойду посмотрю, есть ли еще вино.

— Да оно ведь здесь, мама! — крикнула Лиза. — Стоит на столе.

В Дэдвуде мы зашли в «Джейкс», ресторан Кевина Костнера. Весь обед пианист громко играл на рояле, нормально не поговоришь. Юлия сидела в наушниках, поклевала еду и скоро отодвинула тарелку. В Коди мы ходили на родео. В Йеллоустонском парке снова видели бизонов, а еще лосей и разных оленей. Мы вышли из машины там, где вдоль узкого шоссе выстроилось множество автомобилей. Люди с биноклями показывали на холм за ручьем.

— Медведь, — сказал какой-то мужчина. — Правда, он только что скрылся за деревьями.

Остановились мы и у «Старого верного», у гейзера, который каждые пятьдесят минут выстреливает в воздух белопенной струей. «Ого!» — воскликнула Лиза, когда это произошло. Юлия улыбалась и покачивала головой под музыку айпода.

Мы свернули на юг. Увидели первых индейцев. Проехали по долине Моньюмент-велли и остановились на полузаброшенной парковке, там развевался американский флаг и стоял серебристый караван, где продавались резные индейские вещицы.

— Не хочешь выйти посмотреть? — спросила Каролина у Юлии, которая осталась на заднем сиденье. Юлия помотала головой, потерла глаза.

— Посидеть с тобой? — спросила Каролина.

В Кейенте мы услышали, что на всей территории резервации навахо действует сухой закон и ни капли алкоголя нигде не получишь. Ни в ресторане, ни в супермаркете.

— Прямо как в Иране, — сказала Каролина, отпив глоток колы. — Посреди Америки.

На первой смотровой площадке у Большого каньона Юлия расплакалась. В эту минуту мы с ней были вдвоем, Лиза и Каролина как раз зашли в кирпичный домик туалета. Мы стояли на краю, на выступе без ограждения, чуть поодаль от многочисленных групп туристов.

— Посмотри, вон там. — Я показал на хищную птицу, вероятно орла, который, не шевеля крыльями, парил метрах в пяти от нас. — Хочешь вернуться в машину? — спросил я. Посмотрел вбок и только теперь увидел, что Юлия сняла наушники. Плакала она беззвучно, слезы просто текли из глаз по щекам.

— Я больше не вижу, как это красиво, — сказала она.

Я почувствовал, как по спине пробежали холодные мурашки. Шагнул к ней, протянул руку. Очень осторожно, всего лишь хотел взять ее за запястье. С тех пор как я месяцев восемь назад осматривал ее, она старалась избегать физического контакта со мной. Я думал, со временем это пройдет, но нет. Когда я протянул к ней руку, она мгновенно отвернулась — за всю поездку мы ни разу даже не дотронулись друг до друга.