Читать книгу "Большая Сплетня - Светлана Успенская"

— Но при чем тут…

— Это предложение, если ты не понимаешь, — перебил я, нежно глядя на нее. — Но это не деловое предложение, Дана, это предложение руки и сердца. Я тебя люблю, как ты могла заметить…

Против ожидания, мой голос звучал предельно сухо, как будто мы обсуждали текущие котировки акций или планировали фьючерсные контракты на ноябрь. В конце концов, это она меня соблазнила…

— Думаю, сейчас не время обсуждать наши личные отношения… — нахмурилась она, выпрастывая пальцы из вязкого кольца моих охватывающих рук. — Сейчас нужно думать о другом…

— Нет! — проговорил я твердо. — Сейчас или никогда, Дана… Без тебя мне не нужен ни этот договор, ни должность генерального директора, которую мне посулил твой отец, — ведь я не ради нее работал все это время! Ну… Не только и не столько ради нее…

— А ради чего тогда?

— Чтобы стать ближе к тебе. Только ради этого!

Дана отвернулась. Твердость моего голоса не допускала двоякого толкования: или она выходит за меня замуж и я подписываю бумаги, или… Кажется, у нее не было особого выбора.

Когда она повернулась вновь, ее глаза влажно блестели… Неужели показалось?

— Ладно, я согласна, — обронила она, чеканя слова, как серебряные монеты.

Несмотря на присутствие официантов, я обнял ее за плечи, отыскивая губами обычно такой податливый рот. Но на сей раз поцелуй оказался непривычно деловым, с оттенком сухой расчетливости.

Дана первая отвела неподвижные губы. Ну вот, обиделась…

Я беззвучно подмахнул соглашение.

Изучая бумагу, как будто ожидая от нее подвоха, Дана с заметным напряжением в голосе спросила:

— А как же та девушка, Игорь?

— Какая? — спросил я без всякой задней мысли.

На этом наш разговор закончился.

Ревность, прозвучавшая в ее последней фразе, подкупила меня. Ревность — это власть над женщиной, это право руководить ею, козырь, приберегаемый для решающего момента, а сейчас я кропотливо собирал в своих руках козыри. Меня не так–то просто провести. Даже если они захотят надуть меня — дочь Якушева теперь практически моя заложница. И я буду распоряжаться ее чувствами по собственному усмотрению, так, как выгодно мне! Как я один умею это делать…

Нотариус оказался приятной молодой женщиной с внимательным взглядом. Оформление документов не потребовало много времени. Как глава фирмы «Игром» я подписал доверенность на голосование бумагами, принадлежащими моей фирме. Нотариус изучила каждую закорючку паспорта, каждый завиток договора.

— Кстати, если вы вдруг передумаете, доверенность можно отозвать, — предупредила она с милой улыбкой. — Но тогда дополнительное соглашение о браке, заключенное между вами и Якушевой, будет автоматически расторгнуто.

— Вряд ли я передумаю, — усмехнулся я, нежась под признательным, почти влюбленным взглядом моей невесты.

Изобразив свою подпись с залихватской завитушкой, я увидел, с каким облегчением Дана выдохнула застоявшийся в груди воздух. Пустяковая бумага внушала ей уверенность в исходе затянувшегося финансового сражения.

Ей — значит, и мне.

Внеочередное собрание акционеров должно было состояться через неделю. За двадцать дней до него, как и положено, участникам разослали извещения, опубликовали объявление в газете — напечатанное петитом, оно затерялось на последней странице финансового еженедельника, который редко попадает в руки рядовых граждан (поскольку там не бывает последних сплетен о Пугачевой и советов по консервированию овощей).

Ввиду предстоящего наступления нашей команде пора было обсудить свою тактику. Хотя численный и финансовый перевес, казалось, был на нашей стороне, но загнанное в угол руководство «Стандард Ойл» могло отважиться на какой–нибудь казуистический ход в надежде разрушить наши планы. Владельцы нефтяных миллионов так просто не сдаются!

Расширенная встреча проходила в неприятно знакомом мне особняке на Дебрянке. Я настоял на своем участии в ней.

— Зачем? — удивилась Дана.

— Мне нужно быть в курсе дел, — объяснил я. — Как будущий генеральный директор я, кажется, имею на это право!

И она, видимо вспомнив об отзыве доверенности, согласилась без звука.

В назначенный день двор особняка, огороженный высоким кирпичным забором, заполнили дорогие машины. Моей бедняжке «киа» не хватило места среди помпезных «мерседесов» и «лексусов», пришлось оставить ее снаружи, на подъездной аллее. Перед началом встречи Фукис и Якушев вальяжно прогуливались по саду, охрана бдительно скучала у ворот, а Дана в совокуплении с телефонной трубкой старательно отворачивала в сторону встревоженное лицо, как будто хотела скрыть от меня нечто важное.

Я чувствовал себя не в своей тарелке.

Кажется, не будь меня здесь, ничего не изменилось бы — разве что неприязненный взор начальника службы безопасности, чьи ватные плечи квадратно вырисовывались на заднем плане, стал бы менее штормовым. Я чувствовал себя пасынком в семье, вынужденно принявшей на воспитание прожорливого нахлебника. Как я ненавидел высокомерную ласковость, которой обливал меня сиятельный Якушев, как я ненавидел вежливое равнодушие Фукиса, преувеличенное внимание юриста Бойко, своим вкусом напоминавшее пропахшую мышами лежалую карамель! Как раздражала меня озабоченная уклончивость Даны — при встрече она даже не удосужилась поцеловать меня, своего жениха! Вместо ласки влюбленных, вместо поцелуя, на который я рассчитывал как на открытое объявление о нашей помолвке, она лишь протянула мне равнодушную руку — я глупо объяснил этот жест волнением перед грядущей нефтяной битвой. Впрочем, я так много додумывал за нее…

Гости собрались на террасе, откуда открывался живописный вид на речную пойму. Давно отцветшая сирень заглядывала в распахнутые окна, плетеные кресла беспорядочно толпились вокруг изящных столиков, уставленных закусками… По мановению бровей хозяина прислуга бесшумно испарилась.

Сначала Якушев коротко обрисовал положение дел:

— Итак, мы инициировали проведение внеочередного собрания акционеров, в повестку которого внесен вопрос о переизбрании совета директоров как неэффективного и приведшего компанию на грань банкротства…

Ага, подумал я самодовольно, а кто помог им в этом? Тринадцать процентов якушевских акций не сделали бы погоды, если бы не довесок из тех двенадцати процентов, которые я, рискуя собственной башкой, втихую скоммуниздил со счетов инвестиционного фонда «Ярвекс»…

— После подписания договора цессии компании «Стандард Ойл» было выслано уведомление о необходимости погасить долг на сумму в пятьдесят миллионов долларов — срок по этому кредитному соглашению истекает накануне собрания, — монотонно продолжал хозяин. — В совокупности чистый кредитный долг «Стандарда» составляет около ста миллионов, без учета процентов и штрафных санкций. Срок его погашения истекает через месяц. К сожалению, по тактическим соображениям мы не можем тянуть с собранием и дальше — нам дорог каждый день, каждая минута, поскольку нет гарантии, что совет директоров не отыщет деньги на выплату долга, избавившись от части активов. Собрание будет проходить в городе Нефтегорске, где находятся основные предприятия компании. Остается надеяться, что не все акционеры пожелают в разгар лета посетить этот таежный город, тем самым число голосующих акций сократится.