Читать книгу "Пандора - Энн Райс"

Я делала все, что обычно делают те, кого только чтопревратили в пьющего кровь. Я прикасалась к поверхности стен и завороженноглазела на обычный факел и мошек, сдававшихся на его милость. К моим голымрукам и тонкой тунике льнули мечты и грезы всей Антиохии.

По канавам и улицам сновали крысы. Река издавала свойсобственный звук, и даже самое слабое волнение воды пустым эхом отдавалось отстоящих на якоре кораблей.

Форум, блистательный при свете негаснущих огней, ловил светлуны, словно был для нее противоположностью земного кратера – большой,сотворенной человеческими руками западней, замеченной и благословленнойнепреклонными Небесами.

Дойдя до своего дома, я обнаружила, что запросто могузабраться на крышу. Там я и уселась – спокойная, расслабившаяся, свободная,заглядывая во двор, в перистиль, где в одиночестве в течение трех ночей постигалаистины, подготовившие меня к принятию крови Акаши.

Я все обдумала еще раз, спокойно, без боли, как будтообязана была сделать это ради той женщины, какой была прежде – посвященной,женщины, что искала прибежища в храме. Мариус был прав. В царя и царицу вселилсядемон, распространяющийся через кровь, питающийся ею и разрастающийся, –что сейчас и происходило внутри меня.

Не царь с царицей изобрели понятие справедливости! Законы иправосудие родились не от царицы, разломавшей на куски маленького фараона!

А римские суды, с трудом принимающие каждое решение,взвешивающие его со всех сторон, отказываясь от любого вмешательства магии ирелигии, – даже в эти ужасные времена они борются за справедливость. Этасистема основана не на божественном откровении, но на разуме.

Однако я не жалела о моменте опьянения, когда пила ее кровьи верила в нее, когда видела сыпавшиеся на нас цветы. Я не могла сожалеть, чторазум способен вообразить нечто столь совершенное.

В тот момент она была моей матерью, моей царицей, моей богиней,она была для меня всем. Я познала то, что следовало познать, когда мы выпилизелье в храме, когда пели и раскачивались в исступленном танце. И я познала этов ее объятиях. И в объятиях Мариуса тоже, причем на более безопасном уровне, итеперь мне хотелось только оказаться рядом с ним.

Культ ее показался мне отвратительным… Порождение пороков иневежества, вознесенных на такую высоту! Внезапно я испытала облегчение, что вкорне загадок лежат столь примитивные объяснения. Кровь, пролитая на ее золотоеплатье!

Все образы и мимолетные впечатления годны только на то,чтобы научить восприятию более глубоких понятий, вновь решила я, как тогда, вхраме, когда искала утешения у базальтовой статуи.

Только я, и я одна, могу превратить свою новую жизнь вгероическое сказание.

Я очень порадовалась за Мариуса, сумевшего обрести поддержув разуме. Но разум – вещь выдуманная, навязанная миру верой, а звезды никомуничего не обещают.

В те темные ночи, когда я скрывалась в этом доме, вАнтиохии, оплакивая своего отца, я увидела кое-что более значительное, увидела,что в самом сердце Сотворения вполне может крыться нечто сродни бушующемувулкану, не поддающееся контролю и пониманию. Его лава уничтожит как деревья,так и поэтов. «Так что прими этот дар, Пандора, – велела я себе. –Иди домой и будь благодарна, что ты снова замужем, ибо никогда еще ты невстречала более подходящую пару и не стояла на пороге столь многообещающегобудущего».

По возвращении – что произошло очень скоро благодаряобретенной мною способности быстро перепрыгивать с крыши на крышу, едва касаясьих поверхности, и передвигаться по стенам – по возвращении я нашла его в том жесостоянии, в каком и оставила, только намного более печальным. Он сидел в саду,совсем как в видении, показанном мне Акашей.

Должно быть, он любил эту скамью позади виллы, обращенную кзарослям и природному ручью, журчащему над камнями и стремительным потокомразливающемуся в высокой траве. Он моментально встал. Я обняла его.

«Мариус, прости меня», – сказала я.

«Не говори так, это я во всем виноват. И я не сумел тебязащитить».

Мы обнимали друг друга. Мне захотелось впиться в него зубамии пить его кровь, что я и сделала – и почувствовала, как он забирает кровь уменя. Никогда на брачном ложе не испытывала я столь полного единения с мужчиной,и я отдалась этому чувству, как никогда и никому не отдавалась при жизни.

Внезапно силы оставили меня. Я оборвала свой поцелуй иразжала зубы.

«Идем же, – сказал он. – Твой раб уснул. А днем,когда спать будем мы, он перенесет сюда все твои вещи и приведет твоих девушек,если ты захочешь оставить их при себе».

Мы спустились по лестнице и вошли в новую комнату. Для тогочтобы отворить дверь, понадобились все силы Мариуса – а значит, никакойсмертный на это не способен.

Там стоял саркофаг, гранитный, без украшений.

«Ты сможешь поднять крышку?» – спросил Мариус.

«Я чувствую какую-то странную слабость».

«Это потому, что встает солнце. Попробуй поднять крышку.Столкни ее в сторону».

Я так и сделала. И внутри нашла ложе из лилий и розовыхлепестков, шелковых подушек и засушенных цветов, которые хранят из-за ихаромата».

Я ступила внутрь каменной темницы и сначала села в ней, апотом вытянулась в полный рост. Он не замедлил занять свое место в гробницерядом со мной и толкнул крышку на место. Свет для нас – как и для всехмертвецов – померк.

«Я засыпаю. Я едва могу говорить».

«Какоое счастье!» – откликнулся он.

«Никакой необходимости в таком оскорблении нет, –пробормотала я. – Но я тебя прощаю».

«Пандора, я тебя люблю», – в голосе его слышаласьбеспомощность.

«Войди в меня, – попросила я, протягивая руку к егоногам… – Заключи меня в свои объятия».

«Это все глупость и предрассудки».

«Это не то и не другое, – сказала я. – Этосимволично и приятно».

Он подчинился. Наши тела слились воедино, объединенные темстерильным органом, который значил для него теперь не больше, чем рука, –а как же я любила руку, которой он обнимал меня, и губы, прижавшиеся к моемулбу!

«Я люблю тебя, Мариус, мой странный, высокий, прекрасныйМариус».

«Я тебе не верю», – произнес он едва слышным шепотом.

«В каком смысле?»

«Очень скоро ты возненавидишь меня за то, что я тебесделал».

«Вряд ли, мой разумник. Я не так уж стремлюсь состариться,увянуть и умереть, как тебе кажется. Я рада появившемуся у меня шансу увидеть иузнать гораздо больше…»