Читать книгу "Кремлевская жена - Эдуард Тополь"

— Решайте, Аня! Решайте сейчас! Я прошу вас!..

— Курков просто хотел со мной познакомиться. Не более того.

— Да? Что ж… — сказал он, криво усмехаясь — он мне, конечно, не поверил. — Тогда… пеняйте на себя… Пошли, нас ждут!

«Ладно пугать!» — подумала я, вставая со стула, хотя в его интонации и в нервном подрагивании его локтя было что-то ненаигранное и даже — жалкое. Но даже когда мы выходили из кабинета, я, идиотка, все еще торжествовала победу. Ах, почему именно тогда, когда человек начинает восхищаться собой, жизнь тут же сочиняет для него какую-нибудь гадость?

— А куда мы идем? — спросила я в коридоре, уже совсем наглея.

— Куда? — Белоконь подошел к двери и, снова загородив собой секретный ящик-замок, набрал на нем какой-то шифр. Потом повернулся ко мне, и я поразилась, как он изменился. Только что в кабинете он был почти таким же униженно-просящим, как вчера на Киевском вокзале. А теперь передо мной снова стоял высокий, красивый, самоуверенный и саркастически-насмешливый капитан Белоконь — такой, каким я впервые увидела его в МУРе. Он сказал с улыбкой: — О! Мы не идем, а едем. К полковнику Котову. Как вы просили.

31

21.45

Это оказалось враньем. Простой уловкой, чтобы я не заорала при выходе из «Матросской тишины», а послушно села в машину между Захаровым и Притульским. Они даже наручники мне не надели. И так, словно одна сплоченная милицейская бригада, мы промчались через центр вечерней Москвы, и, только когда миновали по Садовому кольцу поворот на Петровку, я удивилась и обеспокоенно завертела головой.

— Не волнуйтесь, — сказал Белоконь, ведя машину. — Котов ждет нас в другом месте.

И я опять поверила, идиотка! Поверила, потому что все в моей голове теперь перемешалось и концы не сходились с концами. Если Котов с ними, то почему они телятся со мной, почему повезли сначала в «Матросскую тишину», а не сразу к Котову на допрос? И о чем я теперь пожалею? А может, и вправду Белоконь хотел мне помочь? Ведь вон как он нервничал перед выходом из кабинета! Может, он действительно втюрился в меня…

Мы свернули на Кутузовский проспект. Пожалуй, это самая освещенная часть Москвы — здесь в роскошных, еще сталинской архитектуры домах живет наша правительственно-дипломатическая знать, и еще не так давно здесь же жили Брежнев, Андропов, Черненко, Щелоков. Поэтому в годы моего студенчества мы, я помню, если попадали в этот район, первым делом покупали здесь хлеб. Хлеб и булки были здесь удивительно вкусными, куда вкусней, чем в любом другом месте Москвы. Это потому, что в здешние магазины поставляли хлебобулочные изделия только так называемой «первой выпечки». То есть когда в магазинах остается нераспроданный и уже зачерствевший хлеб, его отправляют обратно в пекарни, там сушат, растирают, добавляют еще муки и выпекают хлеб для общего пользования — это «нормальная» практика. Поэтому хлеб в широкой продаже всегда какой-то недопеченный или, наоборот, сухой, с комками. Но здесь, на Кутузовском, такого хлеба «второй» или «третьей» выпечки никогда не было! Только свежайший, из настоящей муки! Конечно, и мясо здесь тоже было получше, и другие продукты, но у нас, студентов, стипендии хватало только на хлеб, пельмени и кефир…

Мы промчались мимо кинотеатра «Призыв», где толпа стояла на последний сеанс «Маленькой Веры», мимо ярких окон какого-то кооперативного кафе, в котором мужчины танцевали вокруг плывущей лебедем невесты в свадебном платье, мимо панков, столпившихся на площади перед Панорамой Бородинской битвы…

Все выглядело мирно, по-вечернему буднично. И только меня увозили от этой мирной будничности неизвестно куда…

Неожиданно в машине заработало радио — я не заметила, когда Белоконь включил его.

«— По сообщению агентства Франс Пресс, вчера в столице Советской Эстонии состоялся трехсоттысячный митинг…»

Спутать этот голос было невозможно ни с каким другим, я сразу узнала мягкий выговор Би-би-си.

«— Основной темой выступлений видных эстонских писателей, художников и артистов была срочная необходимость обеспечения экономической, культурной и политической независимости Эстонии…»

— Так, и эти! Мало нам армян! — сказал сбоку от меня майор Захаров.

«— Лондонские газеты отмечают, что в минувшую пятницу на пленуме ЦК компартии Эстонии было одобрено объявление эстонского языка государственным и введение эстонского гражданства. Выступавшие коммунисты открыто говорили о необходимости резкого уменьшения экономической зависимости от Москвы…»

Капитан Притульский присвистнул, а Захаров выругался:

— А он там треплется по Сибири про гласность! Вот она, гласность!

— Тише, дайте послушать! — прервал их Белоконь.

— А что тут слушать? Войска туда надо вводить!

— Да там стоят уже, слава Богу! — усмехнулся Белоконь. — Толку-то!

«— Находящийся во Владивостоке председатель КГБ Виктор Чебриков провел совещание с партийными руководителями Дальнего Востока, а также с военачальниками и политработниками частей и подразделений Министерства обороны СССР и КГБ, — продолжало Би-би-си. — Западные советологи отмечают, что последнее время публичные выступления Лигачева и Чебрикова все больше конфронтируют с политикой и высказываниями Горячева…»

— Конфронтируют! Грамотеи! — сказал Притульский.

— Да подожди ты! — оборвал его Захаров.

«— Так, второго сентября в интервью, напечатанном в газете „Правда“, председатель КГБ Чебриков ясно дал понять, что, несмотря на улучшение советско-американских отношений, „холодная война“ продолжается. По его словам, постоянную угрозу советской системе представляет подрывная деятельность ЦРУ и других иностранных ведомств. Эти ведомства якобы финансируют создание в СССР подпольных, полулегальных и даже легальных групп, желающих свергнуть существующий строй…»

— Не «якобы», а так и есть! — воскликнул Захаров.

— Есть-то есть, только зачем высовываться… — сказал Притульский.

Тут, проскочив Триумфальные ворота и проспект Маршала Гречко, Белоконь свернул на Рублевское шоссе. Оно было совершенно пустым, если, конечно, не считать милицейских «стаканов» у каждого светофора. Рублевское шоссе — это зона кремлевских дач, которые скрыты за густой лесопосадкой и высокими заборами. Но ведь полковник Котов еще не относится к тому разряду номенклатуры, которая живет на этих дачах. Значит, меня везут к кому-то повыше. «Но к кому? — думала я. — Лигачева нет в Москве, Чебриков во Владивостоке. Неужели — Власов?!»

«— Нью-Йорк, — сказал лондонский диктор. — Нью-йоркская полиция принимает экстренные меры на случай возможного падения на город обломков советского спутника „Космос-1900“, вышедшего из-под контроля наземных служб управления…»

— Тьфу! — в сердцах сказал Белоконь. — Ну всюду у нас бардак! Даже в космосе!

«— Спутник, на борту которого находится ядерный реактор, — продолжал диктор, — был предназначен для сбора разведывательных данных. Несмотря на то что шансы падения радиоактивных обломков этого спутника на Нью-Йорк оцениваются как 1 к 5000, не меньше двенадцати различных учреждений города и штата охвачены сейчас программой подготовки на случай радиационной опасности…»