Читать книгу "Морально безнравственные - Вероника Ланцет"

разлучит нас. Либо я умру первым, либо ты, назад дороги нет. Ты будешь моей до конца своих дней, так что привыкай к этому.

Не обращая внимания на его слова, я отталкиваю его и направляюсь к двери.

— Куда, по-твоему, ты идешь? — его брови взлетают вверх, и он смотрит на меня с язвительным весельем.

— Очевидно, туда, где тебя нет, — я закатываю глаза.

Легче перейти в наступление, чем признать, что мое сердце все еще учащенно бьется, когда я рядом с ним.

— Думаю, есть одна нерешенная проблема, — небрежно комментирует он, засучивая рукава своей рубашки.

— Не мое дело, — пожимаю я плечами.

Я пытаюсь пройти мимо него, но он каким-то образом маневрирует так, что мы оба оказываемся на диване в центре комнаты. Я падаю на него сверху, лежа поперек его колен. Мое платье внезапно поднимается выше бедер, холодный воздух ударяет по коже и заставляет меня ерзать.

— Что… — я даже не успеваю вымолвить и слова, как на мою задницу обрушивается шлепок.

Сильно.

От неожиданности я вскрикиваю от боли.

— Из-за этого рта у тебя будут неприятности, Аллегра, — говорит он, снова шлепая меня по заднице. И еще раз. — Ты должна быть благодарна, что не мой ремень касается твоей красивой попки, — его ладонь нежно прикасается к моей коже, его движения мягко рассеивают боль. — Но отец был прав. Ты нуждаешься в дисциплине, — еще одна жгучая боль, когда он продолжает шлепать меня, время от времени останавливаясь, чтобы погладить мою попу.

Слезы собираются в уголках глаз, но я сдерживаюсь, чтобы не закричать, не желая доставить ему удовольствие от победы.

Я страдаю молча, пока он не заканчивает сеанс наказания. Снова одернув юбку на моих ногах, он тянет меня в стоячее положение на своих коленях.

— Мерзкий… ты мерзкий, — скрежещу я зубами, выплескивая на него оскорбления, его эрекция твердая и впивается в меня.

Он получает удовольствие от моей боли.

Я вскарабкиваюсь на ноги, желая оказаться как можно дальше от него.

— И ты должна помнить об этом, Аллегра, — говорит он, когда я бросаюсь к двери и открываю ее, чтобы увидеть Рокко и Лючию, ожидающих снаружи, их лица полны восторга.

— Я горжусь тобой, сынок, — слышу я слова Рокко, проходя мимо них, и мое сердце болезненно сжимается в груди.

Дура. Какая же я дура.

 

 



 

Проходит время, и я обнаруживаю, что не так просто спрятать свое сердце, как я думала раньше. Мы с Энцо устраиваем небольшие перепалки, но даже когда он раздражает меня, его присутствие успокаивает. Я чувствую себя зажатой между своей гордостью и своими чувствами. Моя гордость не позволяет мне уступить ему ни дюйма, в то время как мои чувства хотят, чтобы я отдала ему все свое сердце.

Лючия, заметив разлад между нами, продолжает свои выходки. Она знает, что я не могу уйти, и делает все возможное, чтобы сделать меня несчастной.

Кульминацией всего этого стало то, что я обнаружила маленькую камеру, встроенную в стену. Сначала я была в ярости, думая, что она шпионила за мной — за нами — все это время. Но когда гнев утих, я поняла, что могу использовать это, чтобы победить в ее собственной игре. Я оставила камеру на месте и переставила мебель так, чтобы она закрывала вид на кровать.

Видя, что она больше не может следить за мной, Лючия стала более изобретательной. В качестве примера можно привести ситуацию, на которую сейчас смотрю.

Я качаю головой, наблюдая, как крыса бегает по моей комнате, а затем зарывается под мою кровать.

Она пытается, но это не значит, что у нее получается. Крысы не пугают меня — в конце концов, я ведь крестьянка. Я привыкла к животным всех размеров и разновидностей.

Но этого нельзя сказать о дорогой Лючии.

Используя остатки пищи, я приманиваю крысу, пока не поймаю ее в импровизированной клетке. Затем, дождавшись, пока Лючия выйдет на дневной светский раут, я пробираюсь в ее комнату и оставляю крысу у нее под подушкой.

Позже той же ночью, когда я слышу, как в доме раздается сладкий пронзительный крик паники, улыбаюсь про себя.

Крестьянка - 1; злобная свекровь - 0.

Конфликты продолжаются, и я понятия не имею, знают ли Энцо и Рокко о степени нашей вражды.

Не похоже, что я вижу своего мужа чаще, чем раз в несколько дней... Такими темпами он даже забудет, что у него есть жена — если уже не забыл.

Но однажды ночью, когда я тайком пробираюсь на кухню, чтобы украсть немного еды, я сталкиваюсь лицом к лицу с мужем. И не могу даже позлорадствовать по поводу того, каким я его нашла.

Его одежда пропитана кровью, еще больше красной жидкости капает со лба и стекает по щеке. Его дыхание сбивчиво, он держится за поясницу, его шаги нескоординированы.

Я задыхаюсь, мои руки подносятся ко рту, пока мои глаза дико оценивают его состояние.

— Энцо, — шепчу я, и он поднимает одну руку, чтобы отмахнуться от меня, и ковыляет в свою комнату.

В кои-то веки моя ненависть отходит на второй план, и я спешу вслед за ним, забегая в свою комнату, чтобы взять аптечку.

Он сидит на кровати, окровавленная рубашка брошена рядом с ним, и я вижу степень его ранений. Глубокие порезы по всему его торсу, из всех них течет кровь.

— Энцо, — опустившись на колени, я начинаю оценивать ущерб. — Что случилось? — спрашиваю я, открывая аптечку, доставая бинты и дезинфицирующее средство.

Он просто пожимает плечами, как будто нет ничего страшного в том, что он пришел домой полуживым.

Сохраняя неподвижность, он пристально смотрит на меня, пока я заклеиваю его раны, и только хлюпающий нос свидетельствует о боли.

— Зачем ты сделал это с собой? — спрашиваю я, больше для себя. Я продолжаю очищать его кожу, но кровь не перестает вытекать из открытой рваной раны.

Тыльной стороной ладони вытираю слезу с глаза, запоздало понимая, что плачу.

Черт!

— Таков путь нашего мира, маленькая тигрица, — в конце концов отвечает он, но не смотрит на меня. Он достает из штанов пачку сигарет и прикуривает одну.

— А это обязательно? — слова вылетают изо рта прежде, чем я успеваю их остановить. — Что если однажды ты уйдешь и