Читать книгу "Ветер перемен - Михаил Алексеевич Ланцов"

через год завершить, она нехитрая. Со второго яруса резьбы нет, и отделка пойдет легче.

— И каков общий прогноз? Когда я смогу сюда въехать и жить?

— Года через три, не раньше. Я бы даже на четыре рассчитывал.

— Проклятый пожар! — в сердцах воскликнул царевич. — Как он не вовремя!

— Алексей Петрович, я за этот год закончил гостевой домик. Летом наспех отделаем — осенью заехать сможете. Он достаточно просторный.

— Какой домик? Это еще зачем? — несколько растерялся царевич.

— Как зачем? По плану реконструкции территории вокруг дворца задуман просторный гостевой домик. Навроде охотничьего замка. В полуверсте от дворца.

Алексей нахмурил лоб, силясь вспомнить. Этот аспект дворцового проекта его интересовал минимально. Там точно был какой-то регулярный парк, красивая лестница к реке с каскадом фонтанов и еще что-то. Более-менее он держал в уме комплекс хозяйственных построек, куда он хотел перевести лаборатории и мастерские. Все остальное же помнил смутно…

Маттеус ему начал подсказывать. И царевич, хлопнув себя по лбу, вспомнил.

Да, точно, был в проекте гостевой домик. По своей компоновке схожий со знаменитым Приоратским замком что в Гатчине. Только построенный из полнотелого кирпича, а не по землебитной технологии.

Основной двухэтажный корпус со всеми удобствами, включая ватерклозет, паровое отопление, систему вентиляции с испарительным охлаждением воздуха для летней жары[4] и горячую ванну. К нему был пристроен большой одноэтажный зал с камином. Ну и башенка. Куда без нее?

Неплохое местечко.

Его царевич планировал использовать для уважаемых гостей. А тут — вот Маттеус расстарался. Предусмотрел. Так что Алексей сможет заселиться с молодой супругой в относительно приличное место. Во всяком случае оно выглядело на порядок лучше того гостевого дома, в котором он сейчас ютился. Где ни удобств толком не имелось, ни простора.

А жениться, в силу успешности посольства, он мог уже в этом году. Если ничего не случится. Но даже если с сестрой шаха что-то произойдет нехорошее, то царевичу все равно придется жениться куда раньше, чем достроят дворец.

В общем Пеппельман оказался большим молодцом. Сказывался талант организатора. Углядел ту, казалось, малозначительную деталь, про которую сам Алексей не подумал. Забегавшись в этой суете…

Вышел Алексей из короба строительной площадки.

И ахнул.

Перед ним стоял отец.

И вид его был совершенно бешенный. Глаза навыкат. Усы дыбом. Да и на голове они слегка приподнялись. А ведь он, насколько царевич знал, был на зимней охоте. И еще добрую неделю-другую там провести собирался.

— Что-то случилось? — удивился сын.

— Ты что творишь⁈ — рявкнул царь, хотя старого запала он себе уже не позволял. И подобные сцены устраивал сильно мягче. Больше для проформы и зрителей.

Царевич огляделся с самым удивленным видом. И показал рукой на доски за его спиной, произнес с явным недоумением на лице:

— Как стройка идет проверяю.

— Ты зачем градоначальника казнил!

— Казнил? Нет. Просто выпорол. Он жив.

— Жив? — удивился царь. — Мне донесли, что преставился.

— Куда преставился? Зачем? Ему еще три порки надо принять. Так что за ним с самым трепетом лекари наши присматривают. И лейб-кирасиры, чтобы не убежал. Пойдем, — показал сын отцу на свой неказистый домик, в котором жил. — Покажу все и расскажу.

— Он точно жив?

— Мне с утра докладывали — жив был.

Царь последовал за Алексеем, походя зло зыркнув на одного из своей свиты, который сделал такой вид, будто: а что я? Что слышал, то и рассказал.

— Мы же договаривались! — с порога произнес отец. — Ты не чинишь самоуправства по уважаемым людям без острой на то нужды. Отчего со мной не согласовал?

— Как не согласовал? — удивился парень.

— Почему я не знал о том, что ты его собираешь вот так, прилюдно… это же несмываемые позор! Не для него. Черт с ним. Для всего их рода!

Царевич молча подошел к шкафу. Открыл его. С ходу достал папочку. Развязал завязки и, покопавшись, положил на стол документ.

— Вот.

— Что, вот?

— Согласование с тобой. Ты и подпись свою на нем поставил. Видишь? Али запамятовал?

Петр Алексеевич нахмурился.

Взял бумагу и начал читать. Где-то на середине бросил ее на стол и рявкнул:

— Ты издеваешься надо мной⁈ Где тут сказано, что я одобряют такое позорное наказание для градоначальника?

— Ты ее всю прочитал? — невозмутимо спросил сын.

— Я помню, о чем она! У нас снова город от снега добро не убирают. Дворники стараются, а снег своевременно не вывозят. И у меня из-за того сани перевернулись. Вот я тебе и дал поручение разобраться. Так?

— Так.

— И причем тут градоначальник?

— В бумаге сказано — выяснить причину, устранить, а виновных наказать на мое усмотрение.

— И?

— Градоначальник виновен. Наказание я ему вынес по своему усмотрению.

— Ты рехнулся⁈

— Мы его третий год спрашиваем — справится ли он с вывозом снега. Третий год он отвечает, что да. И в качестве помощи прося денег сверху, чтобы запасти кормов и договорится о поставке лошадей, дабы подогнали к сроку, да с санями особыми.

— И что? Мы же проверяли — он их не разворовывал. Честно их тратил.

— Но каждый раз подводили либо обстоятельства, либо люди, с которыми он договаривался, либо еще что-то. Не так ли?

— И ты за это его решил так унизить?

— Я нашел этих людей. Некоторых. Они ведь каждый год меняются. Провел обыски. И оказалось, что проверяли мы слишком поверхностно. Он все ж таки воровал. Сильно, много, но хитро. У своих подставных он все покупал. Например, старое сено прелое скупал по цене свежего. Его ухари забирали считай за даром, лишь бы вывезли.

Петр нервно прошелся по помещению.

— Сам-то он не при чем, на первый взгляд. Договорился. Все оплатил чин по чину. Даже подешевле находил у кого купить. Только каждую зиму выяснялось, что либо сена пригодного для корма нет, либо лошадей дай Бог десять из сотни поставили, либо еще что. Например, в этом году больных и негодных лошадей пригнали. Приняли их. А потом написали, что изломались они на работах. И неустойку выплатили тем, у кого их брали на зимние работы.

— Он это все только со своими людьми проворачивал?

— Да. Кого смог я отловил такими и были. Сидят в тюрьме, ждут своей участи. Но многие разбежались, мыслю,