Читать книгу "«На Москву». Из истории белой борьбы - Владимир Христианович Даватц"

последовали за Дудаковым и были отправлены в Болгарию, семьсот пятьдесят остались верны армии и Главнокомандующему, были погружены на «Решид-пашу» и возвращены на остров Лемнос. С этим же пароходом отправились и делегаты Союза – Фальчиков и Белашев.

Прибывшие делегаты нашли сердечный прием у генерала Бруссо, который писал генералу Абрамову: «Делегаты казачьего Союза, Белашев и Фальчиков, согласно приказанию командира оккупационного корпуса, сами произведут выбор казаков для отправки. Французский офицер будет сопровождать их по лагерю. Все кубанцы должны быть собраны сегодня в 18 часов во французском штабе, где делегаты и произведут выбор людей. Для обеспечения порядка в 17 часов по лагерю будут ходить жандармские патрули. Разгрузка „Решид-паши“ начнется только после сбора отъезжающих…»

На «Решид-паше» томились ни в чем не повинные платовцы. Генерал Абрамов, учитывая их настроение и желая сохранить авторитет русского командования, решил отправить платовцев в Болгарию, хотя бы под видом «рабочей партии». «Находящиеся на „Решид-паше“ казаки изъявляют желание ехать на работы в Болгарию на объявленных вами и господами Белашевым и Фальчиковым условиях, – писал генерал Абрамов. – Производить новую запись нахожу нежелательным, а производить подбор по политическим или другим соображениям – недопустимым. Полагаю, что для болгарского правительства решительно все равно, кто будет работать на его территории – кубанцы, донцы или терцы».

Французы настаивали на своем и отказывались спустить на берег платовцев, которые уже больше двух недель жили на пароходе. Только 9 июля платовцы были спущены на берег, а «делегаты» набрали новых людей, которые должны были записаться в Союз и которые были отправлены в Болгарию. В этой постоянной обстановке сознательной провокации, в постоянном напряжении жили казаки на острове Лемнос.

Еще раз была объявлена запись в Баку, которая блестяще провалилась; еще много раз были указываемы различные «направления», лишь бы разбить казачью спайку, разрушить их организацию, сделать из них «беженцев». До отправки самого последнего эшелона (в конце августа) периодически развешивались французами объявления, что Болгария и Сербия никого не примут, что казаки обманываются офицерами и т. д. Наконец пришел день отправки. Больше всех ликовали платовцы. «Вот и мы дождались… Не с Фальчиковым едем, а по приказу Главнокомандующего».

Мрачный остров, где французские патрули не разрешали выходить из лагеря, где любой чернокожий мог оскорбить, где весь воздух пропитан был развращающей агитацией, скрывался теперь за морскими далями. И если «страница Галлиполи» закрылась почетно, то целый том лемносских страданий будет всегда вызвать чувство громадного изумления перед твердой волей и искусством тех, кто в этих невероятных условиях сумел вывести казаков сплоченными и верными своему долгу.

* * *

Нам остается сказать несколько слов о нашем флоте. В декабре 1920 года решилась его судьба. Слухи о переводе его в Катарро оказались преждевременными. Для покрытия издержек по эвакуации, понесенных Францией, было передано ей для эксплуатации 50 000 тонн торговых судов, а военные суда, под андреевским флагом, отошли в Бизерту.

Мы берем из доклада контр-адмирала Беренса об отбытии судов их список. 8 декабря: «Генерал Алексеев», транспорты «Кронштадт» и «Долланд». 10 декабря: «Алмаз» (на буксире «Черномор»), «Капитан Сакен» (на буксире «Гайдамак»), «Жаркий» (на буксире «Голланд»), «Звонкий» (на буксире «Всадник»), «Зоркий» (на буксире «Джигит»), транспорт «Добыча», подводная лодка «Утка», «А.Т. 22», ледокол «Илья Муромец», подводная лодка «Тюлень» и «Буревестник», тральщик «Китобой», посыльное судно «Якут», «Грозный», «Страж», учебное судно «Свобода». 12 декабря: «Беспокойный», «Дерзкий», «Пылкий». 14 декабря: «Генерал Корнилов» и «Константин».

Положение флота с точки зрения международного права было особенно неопределенное. В бухте Аргостоли греческие власти потребовали удаления крейсера «Корнилов» в течение 24 часов; такое же предупреждение получил «Жаркий» в итальянских и английских портах. Только заступничество французов спасало суда, лишенные угля, воды, с изношенными и попорченными машинами, и только твердая воля довела их благополучно до Бизерты.

Тяжелый карантин, с запрещением сообщаться друг с другом, был наложен на прибывшие суда; он вызывался, вероятно, тем, что ждали инструкций. Наконец разрешили сообщение, но люди около двух месяцев не сходили с судов. Для тех, кто бывал в долгих плаваниях, понятно это ощущение водяной тюрьмы, оторванности от мира, полной безысходности, и если войскам надо было много мужества для того, чтобы сохраниться, то поистине много труднее было флоту сохранить единство и спайку в этих условиях.

А между тем в беженцы записалось всего 1100 человек. Сухопутные офицеры и солдаты, бывшие на кораблях, просились не об уходе в беженцы, а только о переводе их к месту стоянки их частей. На судах начались скучные томительные дни, когда все внимание было сосредоточено на «приведение в состояние долговременного хранения», то есть на мелкий ремонт, чтобы спасти суда от окончательного разорения.

Семьи и лица, могущие найти себе труд, были высажены в окрестностях Бизерты; в 5 километрах, в укреплении Эль-Кебир, был размещен Морской корпус. Почти лишенный средств, учебных пособий, он, подобно нашим военным училищам, охранял в юношах веру, бодрость, дисциплину и сознание долга.

Мы не будем перечислять все те лишения, всю ту работу и тяжелую невиданную борьбу, которая велась этими скромными героями; это все – тот же Галлиполи и Лемнос, в разных размерах, формах и проявлениях. Это то же постоянное напряжение, та же мысль о России, но не беженская пассивная мысль, а сконцентрированная в одном фокусе – борьбе за ее освобождение. Это та же борьба за достоинство русского флага, доброго имени и личной чести.

Обстановка была будничная и угрюмая. Да и мир не склонен был к лицезрению подвигов и геройства. Андреевский флаг не развевался больше по портам Европы, и дельцы, заключающие торговые договоры, стали о нем забывать. И кажется, забыли совсем. Но в это время маленький «Лукулл» был потоплен на берегу Босфора. Незаметный и неизвестный мичман Сапунов остался на вахте и погиб на своем посту, погиб сознательно, во славу русского флага. Погиб так, как погибали моряки в самые блестящие периоды истории русского флота. Белый андреевский флаг вновь показался над миром в его неизменной и неиспорченной белизне.

* * *

Минул год с того времени, как Русская армия покинула Галлиполи. С переходом в славянские земли, казалось, мертвая петля перестала давить за горло; легче стало дышать. И в Сербии, и в Болгарии русские войска при своем приходе встретили радушный прием. Но испытания не кончились. Напротив, настало самое тяжелое время. В июне 1922 года собралась конференция в Генуе. За одним столом с главами великих держав уселась шайка предателей русского народа.

Ллойд Джордж, премьер Англии, устраивал банкеты для темной воровской компании, которую он же цинично приравнял к людоедам. Король Италии приветствовал злодеев,