Читать книгу "Сокровище Родины - Михаил Николаевич Волконский"

Я всё видела.

И в не совсем связном рассказе, переполненном вычурными и не подходящими к делу оборотами, статистка сообщила Рощинину весьма важную для тропининского дела подробность.

Из этого рассказа он мог понять и уяснить себе следующее.

Статистка жила в горничных у Минны Францовны, в тех особенных горничных, какие бывают у этого сорта женщин.

Минна Францовна занимала хорошенький домик на берегу реки, по шоссе, в довольно пустынной дачной местности, известной в городе под названием Нагорного. В этом домике у неё по вечерам происходили оргии, куда съезжались женщины, и куда на своём велосипеде приезжала убитая девушка. Минна Францовна познакомилась с ней в купальне и завлекла её к себе.

Для Рощинина вовсе не была удивительна такая податливость к порочности этой девушки, потому что он знал, от каких родителей она происходила на самом деле, и ему казалось вполне правдоподобным, что её наследственность толкала её на дурное. На оргии из мужчин участвовал только один, которого статистка называла бароном. Он был, по-видимому, богатый человек, доставлявший средства Минне Францовне.

Он тоже приезжал по вечерам на велосипеде, но днём иногда подкатывал на городском извозчике. Деньги, однако, у него были не всегда и, когда их не было, между ним и Минной Францовной происходили ссоры, но затем он почти всегда являлся с туго набитым бумажником.

Жил он, кажется, в гостинице и был приезжий; больше о нём ничего не знала статистка.

Ушла она от Минны Францовны потому, что та её сильно избила.

Дочь Тропинина в тот вечер, когда была убита, была у Минны, и статистка выпустила её в одиннадцатом часу, видела, как она села на велосипед и уехала.

Оргии продолжались, обыкновенно, гораздо дольше, но «дочь фабриканта», как её звала статистка, уезжала всегда раньше. Ей не позволяли засиживаться, очевидно, из боязни, что её хватятся дома.

В этот последний вечер она особенно не хотела уезжать, и Минна Францовна почти насильно вытолкала её.

— А не знаете ли вы, как скоро уехал после неё этот барон? — спросил Рощинин. — Вы не помните этого?

— Нет, помню! — подхватила статистка. — Он, по-моему, был дьявол, ему и служили все у Минны Францовны, как дьяволу; он принёс себе в жертву дочь фабриканта; он за ней уехал следом, а затем она оказалась убитою. Это он убил её, а Ромуальд-Костровский не виноват!

— Вы сами провожали барона вслед за дочерью фабриканта?

— Нет! Он отправился через сад потихоньку, но только я видела.

Всё это было очень важно для Рощинина.

Выходило, как будто объявился ещё новый, третий убийца, и дело, на первый взгляд, запутывалось ещё больше. Но это было только на первый взгляд; для Рощинина же, напротив, рассказ статистки выяснял многое, и он имел возможность воспользоваться им.

Он подробно расспросил, где находился дом Минны Францовны. Статистка объяснила ему, и, нахлобучив шапку, он отправился домой.

XXX

Маничка, в сопровождении Корецкого, вышла из гостиницы. Он следовал за ней, затем перегнал её, чтобы показать дорогу.

Она забыла о том, что прохожим может показаться странным, что сравнительно нарядная и хорошо одетая девушка идёт вместе с оборванцем, но Корецкий, видимо, подумал об этом и опередил Маню так, будто шёл сам по себе.

На перекрёстке он остановился и в недоумении огляделся: извозчика, в котором должна была ждать его панна Юзефа, не было.

Прежде чем войти в гостиницу, Корецкий ждал на этом перекрёстке, когда подъедет панна Юзефа; так они условились. И он видел, как она подъехала, остановила своего извозчика и из-под поднятого верха колясочки сделала ему знак.

А теперь ни панны Юзефы, ни извозчика не было, и Корецкий напрасно искал их. Было ясно, что панна Юзефа уехала, не дождавшись; но почему — Корецкий не мог сообразить.

Ничего не понимая, он стоял, растерянно оглядываясь.

Маничка остановилась неподалеку и удивлённо следила за ним, а он не знал, что ему делать.

— Ты что тут стоишь? — окликнул его знакомый голос и, оглянувшись, он увидел Пыжа с его подвязанной щекой.

Корецкий съёжился и присел, словно пойманный на месте преступления не своим приятелем, а кем-нибудь, на чьей обязанности лежит ловить людей именно на месте преступления.

— Дурья голова, — быстро заговорил Пыж, — иль ты в ловушку захотел попасться? Ведь тебя вокруг пальца обвели! Чего буркалы выпучил? Стрекай за мной, не то поздно будет!

И он схватил Корецкого за руку и повлёк за собою.

Тот, захваченный врасплох и испуганный неожиданностью, послушно последовал за Пыжом.

Маничка видела, как вдруг Корецкого потащил за собою такой же оборванец, как и он, неизвестно откуда взявшийся. Они быстро замешались среди прохожих, сновавших по тротуару, и исчезли с её глаз.

Маничка немного постояла, подождала и вернулась к себе в гостиницу. Больше ей ничего не оставалось делать.

Пыж, между тем, всё не выпуская руки Корецкого, юркнул с улицы в ворота большого каменного дома.

— Куда ты меня ведёшь? — осведомился, наконец, Корецкий, упираясь в темноте ворот.

— Тсс… молчи! Это — проходной двор, — шепнул ему Пыж на ходу.

Корецкий тут только понял, что ему грозит какая-то ещё неведомая опасность и что Пыж хочет увести его от неё через проходной двор. И, не спрашивая уже дальнейших объяснений, он кинулся было бежать в глубь двора, но Пыж опять ухватил его.

— Куда? Не туда, сюда! — показал он и, повернув в сторону, подбежал к помойной яме и присел за неё.

Корецкий последовал его примеру, хотя и не понял, почему это нужно было.

— Сиди молча! — шепнул ему Пыж, приложив палец к губам.

Корецкий затаил дыхание.

Прошло некоторое время.

— Ну, вот теперь вставай, идём! — сказал Пыж. — Теперь поле чисто вокруг нас… А чуть было ты не попался на прицепку…

И он направился, на этот раз уже не торопясь, не крадучись, а вполне развязно и открыто, но не в сторону, где в проходном дворе можно было ожидать другого выхода, а опять в те же ворота, куда они вошли.

— Куда ж ты? — спросил его Корецкий. — Ведь ты говорил, что двор проходной, чего ж мы не идём скрозь?

— «Скрозь»! — передразнил его Пыж. — Ты пойми, за тобою «глаз» был…

— Сыщик?

— Ну да! Ты, видно, не знаешь их?

— Не знаю.

— Ну, вот и было б тебе быть на верёвочке… «Глаз» за тобой следил, а теперь мы его надули. Понял?

— Ничего не понял.

— Мы в эти ворота вошли?

— Вошли.

— Как ты думаешь, если «глаз» следил за нами, видел он это или нет?

— Должно, видел.

— А как ты думаешь, знает ли