Читать книгу "Служилые элиты Московского государства. Формирование, статус, интеграция. XV–XVI вв. - Михаил Бенцианов"

«Литва дворовая» неоднократно фигурирует в различных исторических работах, хотя и не получила сколько-нибудь подробного исследования. Чаще всего ее упоминания имеют эпизодический характер. Судя по всему, эта группа была создана в 1514 г., после опалы М. Л. Глинского. При этом попадание в ее состав имело вполне определенные хронологические рамки. Помимо «литвы дворовой» в Дворовой тетради встречалась категория «нововыезжие». Среди них были представлены выходцы из Великого княжества Литовского, появившиеся на московской службе в 1540—1550-х гг., которые, однако, уже не приписывались к «литве». В поземельных актах конца 1530-х гг. и в можайской писцовой книге фигурировали также «смольняне». В качестве «мстиславца» в жалованной грамоте, выданной его вдове в 1546 г., упоминался Карп Клишков[531]. Наконец, уже в 1540-х гг. известны были «паны». Все эти группы не сливались с «литвой» и, видимо, были образованы в более позднее время.

Единственным примером возможного позднего проникновения в состав «литвы» является «литвин» Яков Бухвалов, записанный в Дворовой тетради по Дмитрову. Дмитров, столица удельного княжества, перешел в великокняжеское ведение только в 1533 г. Впрочем, он мог быть переведен сюда уже после этого события. В соответствии с родословной росписью Яков Дмитриев Бухвалов (выехал в «7030 году» (1521–1522 гг.) «испомещен был во Ржеве Володимерове да в Дмитрове»[532].

В состав «литвы дворовой» вошли соратники и слуги М. Л. Глинского, к которым было добавлено значительное число других выходцев из Великого княжества Литовского, в первую очередь выселенных смоленских бояр. С момента своего выезда некоторые спутники и слуги М. Л. Глинского, персональный состав которых не удается восстановить в полной мере, кроме Медыни и Малого Ярославца, выделенным ему и его братьям в «вотчину» (соседний Боровск в кормление), обосновались и на некоторых других территориях. Уже говорилось о переходе в 1514 г. владения (поместья?) князя А. И. Мамаева Глинского в другие руки. Тем не менее опала 1514 г. вызвала, видимо, серьезное перемещение представителей этой группы. По Медыни и Малому Ярославцу в Дворовой тетради были отмечены из их потомков только несколько человек: Василий Михайлов Гагин, Федор и Иван Михайловы Дрожжины, князь Михаил Васильев Жижемский, братья Колонтаевы. К этому числу можно добавить Никиту Семенова Приезжего, одного из помещиков (прежний владелец порозжего поместья в писцовой книге конца 1580-х гг.) Медынского уезда. Его однофамилец Иван Приезжий был сыном боярским М. Л. Глинского[533].

Потомки других соратников этого князя были разбросаны по другим уездам. По Переславлю-Залесскому – Федор Андреев Фурс и братья Брянцовы (Александровы?), по Костроме и Серпухову – князь Данила Андреев Друцкий, по Юрьеву – Тимофей Иванов Матов. Якубу Ивашенцеву принадлежали владения в Ростовском уезде. «Людьми» Глинского были Щукины и Крыжины (не попали в число дворовых детей боярских), служившие с муромских поместий. Упоминание в их «деле» воеводы Ф. Ю. Щуки Кутузова «на Толстике» показывает, что они очутились здесь ранее 1519 г., когда эта его служба была отмечена в разрядных книгах[534]. Примечательно, что все эти персонажи оказались рассредоточенными по разным уездам, на значительном удалении друг от друга.

Более сложным является вопрос о других представителях этой группы. Уже говорилось о смоленских боярах, большая часть которых оказалась на московской службе после присоединения Смоленска в 1514 г. Первые жалованные грамоты, фиксирующие начавшееся переселение смольнян, относились к 1515–1516 гг.[535] Несмотря на получившее в историографии убеждение о «перетряхивании» состава местных землевладельцев, многие из них сохранили свои владения в пределах Смоленской земли, образовав многочисленную категорию земцев, позднее влившихся в число местных детей боярских[536].

Переселения, особенно на первых порах, сопровождались соблюдением всех необходимых формальностей. Стоит отметить, что в жалованных грамотах смоленским боярам присутствовал полный великокняжеский титул, как в дипломатических документах и в жалованной грамоте, выданной ранее Смоленской земле (в том числе «Смоленский»). Всего известно несколько таких грамот: князю Михаилу Романовскому, Павлу Марину, Федору и Ивану Глебовым (позднее, чем остальным лицам), Василию Демьяновичу, Дмитрию Мирославичу, Василию Алексееву с сыном[537].

В жалованных грамотах литовским выходцам более раннего времени, например князьям Юрию и Семену Львовым Козловским 1510 г., упоминался лишь сокращенный титул («князь великий Василей Иванович всеа Русии»)[538]. Смоленские бояре, таким образом, признавались субъектами договорных отношений. Подобным образом оформлялись жалованные грамоты некоторым татарским князьям в Мещере и на Вятке.

Эта особенность, скорее всего, была обусловлена наличием особой жалованной грамоты, выданной Василием III, Смоленской земле, которая сохраняла свое значение. Требование этой грамоты «розводу никак не учинити» приводило к необходимости обеспечить компенсацию за изымаемые у смоленских князей и бояр земли, придавая «выводам» видимость добровольного характера. Многие из них получили земли на правах вотчин (Д. И. Мирославич, В. Т. Алексеев). В 1540-х гг. вотчина в Можайском уезде принадлежала также князю Семену Коркодинову. Позднее вотчинами в Медынском уезде владели Полтевы, Спиридоновы, Петелины (Петлины), Босины, Александровы и Здешковские[539]. Примечательным является и выбор Медынского уезда для испомещения большого числа смольнян. Дело было не только в том, что после опалы князя М. Л. Глинского здесь появились свободные земли для новых раздач. В Медынский уезд, территория которого значительно разрослась в конце XV в. после систематического давления на порубежные литовские земли, вошли вотчины некоторых смоленских бояр. Среди них были Полтевы. Несмотря на переселение названной в московско-литовском договоре ветви медынских вотчинников Филипповых-Полтевых в Ярославль, представители этой фамилии остались в Медыни. По этому городу в Дворовой тетради был отмечен Григорий Иванов Полтев, а среди порозжих медынских земель встречалась вотчина Дмитрия Полтева. Встречались Полтевы и среди медынских помещиков 1580-х гг. При этом медынцы этого времени Роман и Иван Григорьевы Полтевы по родословной были потомками второго сына упомянутого Филиппа Полтева Федора[540].