Читать книгу "Сила Воли - Юрий Иванович"

— Надо же!.. Когда это я так ухохатывалась?.. А здесь я что, плачу?.. Хм! Не замечала за собой такого сердитого выражения… И вообще — я не такая. Это ты меня из себя вывел!.. А здесь я сплю?.. А тут?!.. Санька! Это ты во время наших забав подсмотрел?.. Ну ты даёшь! Это же никому вообще показывать нельзя! Все сразу догадаются по моему выражению, чем мы занимаемся…

Весь сюжет картины состоял как бы из отдельных, словно полупрозрачных коллажей, наползающих друг на друга. И в каждом коллаже — лицо Анастасии, выражающее ту или иную эмоцию. Таких ярких эмоций в сумме оказалось не меньше тридцати, все разные, искренние, трепетные и завораживающие. А порой и бесстыже-откровенные. Именно из-за них молодая женщина больше всего и возмущалась.

А Шульга и не думал оправдываться:

— Не переживай, этот подарок — лично для тебя. А не для всеобщего обозрения. Мы его повесим в спальне, а когда будем переезжать, заберём с собой. Я уже и место приготовил, сняв оттуда некий пейзаж, и припрятав его в кладовку.

Понесли картину в спальню, повесили на стенку. Посмотрев на неё с разных ракурсов, Бельских чуток успокоилась:

— Ну разве что… А вообще-то, — вспомнила она о самом главном, — Тебе надо менять профессию! Зачем тебе изучать медицину, возясь с клистирными трубками? Да с твоим талантом ты станешь всемирно известным художником! И заработаешь больше чем сотня врачей вместе взятых. У тебя отбоя не будет от заказов. И портреты у тебя получатся… Только чур! Я буду твоей единственной натурщицей! Мм… В одежде, конечно!

— Не-е-е. В одежде никто не позирует! — возмутился начинающий художник. — Возражаю! Это осквернение всех правил, канонов и традиций! Иначе я отказываюсь рисовать!

В итоге, пусть и сводя всё к шуткам, он сумел отбить требования немедленно и навсегда посвятить себя служенью музе изобразительного искусства. После чего подсказал, что и Музы то такой не существует, а раз её нет, то и нечего распыляться. Вот если она появится, и имя у неё станет всеобщим, признанным как Анастасия, то тогда, и только тогда он сменит своё амплуа. А для этого что надо? Правильно: выставить картину на всеобщее обозрение. Ну а раз сама муза против, то и разговор исчерпан.

— И пора ложиться спать, выполняя свой супружеский долг! — таким образом, они тогда и завершили праздничный вечер.

Но личные дела — они приятные и никогда не приедаются. Зато подготовка к ревизии средств и прочего добра, наворованного группой чиновников, забирала у мемохарба массу времени. При этом она ещё и вызывала неприятие, омерзение по некоторым моральным канонам. Потому что приходилось опускаться в такие гнусности человеческого бытия, что даже Киллайд, с его цинизмом и прагматичностью, чувствовал себя отвратно. Порой с такими типами приходилось общаться, выслушивая их откровения под воздействием гипноза, что тошно становилось. Что только те отродья, прикрываясь чиновничьим иммунитетом не творили: треть средств в детские дома не додавали, с продуктовыми карточками спекуляции устраивали, приписками занимались и очковтирательством, уголовников засылали убить неугодных, а порой и некоторых врачей привлекали для изготовления яда или умерщвления строптивых ревизоров под видом тяжёлой болезни.

Но при этом они громогласно заявляли о любви к советской власти и о личной ненависти к расхитителям социалистической собственности. То есть вели себя крайне двулично, лицемерно и подло.

И почему эти чиновники не боялись возмездия и наказания? Ведь все преступления творились в государстве под гнётом жестокой диктатуры, где порой сажали или расстреливали за неудачно сказанное слово или за подобранный в поле колосок. Как только с такой машиной репрессий и жесточайшего надзора в стране выживали уголовники и процветали подобные организованные преступные группы? Этого пьетри никак понять не мог. Хотя и в других странах, как удавалось понять из скупых новостей, сплетен и слухов, тоже было не всё слава богу.

Но, что интересно: очень многие чиновники просто-таки мечтали покинуть страну Советов. И не только чиновники, но и музыканты, литераторы, художники, да и многие люди, что с высшим, что со средним образованием. И они солидно так рвались в своих мечтах, рьяно, искренне, ведь под гипнозом не соврёшь. А что это значит? Только одно: кое-где на Земле жизнь вполне себе нормальная.

Из этих откровений ещё один вывод вытекал: если уезжать за рубеж Страны Советов, то лучше с солидными средствами в виде валюты, золота и бриллиантов. Тогда уж точно можно инкорпорироваться удачно среди тамошних аборигенов и прекрасно устроиться в жизни вообще.

Иначе говоря, хорошенько пощипать местных воришек — благое дело в любом случае. Вот Киллайд и старался. И очень хотел правильно подгадать по времени. Потому что вот-вот ожидалась денежная реформа. Под её шумок, парень очень надеялся продуктивно почистить карманы прогнившего чиновнического отродья. И следовало это сделать сразу после официального объявления со стороны правительства. Не раньше!

Для правильного выбора времени пришлось брать под полный контроль всю деятельность товарища Тамирского из горисполкома. Потому что именно этот деятель имел доступ к наивысшим тайнам государства на хозяйственном уровне. Вот и приходилось с ним встречаться чуть ли не каждый день, упорно воздействуя на него гипнозом и заставляя буквально отчитываться по всем актуальным вопросам. И уже сам факт каких встреч следовало скрывать весьма тщательно, что накладывало дополнительные требования конспирации. Благо, что и здесь помог дом, в который молодожёны заселились. Там помимо академика, художника и прочей культурной и научной элиты города, жила и родная сестра Тамирского, вот он к ней ежедневно и заскакивал, как бы с выражением братской любви и заботы.

Вот на одной из таких встреч, в конце ноября, чиновник и доложил своему «куратору»:

— Обмен начнётся с первого декабря! Одновременно последует заявление о ликвидации продуктовых карточек. Но уже послезавтра, тридцатого, прекратят временно приём нынешних денег. А уже завтра ожидается раздача первых сумм из хранилища для намечающейся зарплаты. Процесс начался! — ну и самое главное подтвердил: — По всем документам мы уже начали расписывать выдачу новыми банкнотами, тогда как все последние выдачи были сделаны из наших личных накоплений старыми банкнотами. Плюс разные списания да переводы денег на несуществующие бригады строителей и лесорубов. Новенькие деньги пока будут храниться во втором складе жилищно-коммунального хозяйства, где можно спрятать что угодно среди списанной рухляди. Начнём финансы распределять между товарищами к середине ноября, чтобы не привлекать к этому «перемещению мебели» излишнего внимания.

Конечно, только крупных подельников у Тамирского имелось около двадцати человек. Ну и прочей мелочи хватало, которую следовало премировать за исполнительность, и для которой обмен будет сделан с льготами, сверх строгих нормативов. То есть у преступной группировки не только всё оказалось просчитано, продумано, списано и украдено, но и прибыль поделена заблаговременно, относительно занимаемым должностям.

Мемохарба конкретные фамилии подельников афериста не интересовали. А вот всё, что связано было со складом номер два, он давно выспросил, высмотрел и многое подготовил. Внутри побывал, убедившись, что за подгнившей и трухлявой мебелью сюда никто не сунется. Даже если дров кому-то не хватит, списанная казённая мебель для этого не годится. То есть руководители преступной группировки и перевалочную базу для себя обеспечили с гарантией.