Читать книгу "Белый Дозор - Алекс фон Готт"

За деревьями показались огоньки, они приближались, и вскоре сомнения у волков пропали: то была совсем другая, человечья стая, и в руках люди несли зажженные факелы. Не решаясь напасть на людей, волки почли за благо ретироваться и выждать время, как это подсказывало их безошибочное чутье, повелевшее волкам ждать, поджав животы и отлеживаясь в кустах, положив остроухие морды на вытянутые сильные лапы. Волк терпелив, чего нельзя сказать о человеке, которому терпеть не пристало, и вообще зверю четвероногому опрометчивость не свойственна, чего нельзя сказать о звере двуногом.

2

Люди с факелами шли цепью, и вел их… тот самый старик с васильковыми глазами и лицом добряка, что давеча в самолете пояснил Алексею и Виктору маршрут их полета.

— Давайте-ка, ребятушки мои, ратного дела старатели, ищите! Да смотрите внимательней, не пропустите: один — в годах, приметный телом, крепкий мужичок и чем-то похож на нашего Богумила. Другой — моложе, высокий такой, лицо умное и рубаха у него странная, сама синяя, а ворот белый. Или наоборот: сама белая, а ворот… Запамятовал по-стариковски. Как найдете, тащите их сразу ко мне. Да по двое-трое берите, несите с прилежанием. Сдается мне, что им обоим сильно досталось.

Всё, что осталось от самолета, было разбросано на территории размером с два футбольных поля. Искатели, или, как называл их старик, «ратники» (было их человек десять, не больше), решили действовать старым проверенным способом, а именно: разбив территорию поисков на условные квадраты, обследовать их один за одним. Судя по тому, как ратники обращались друг к другу, имена искателей были такие:

Богумил: действительно, очень крепкий человек среднего роста, чрезвычайно широкий в плечах, заросший седой бородой по самые глаза, глубоко посаженные и чрезвычайно умные. На голове у Богумила была косматая шапка из лисьего меха. На правой руке у него осталось всего два пальца: указательный и средний, и прочие спутники обращались к нему не иначе, как Вилка. Однако искалеченная рука Богумилу совсем не мешала. Он ловко орудовал ею наравне с левой, здоровой, поднимая различные предметы и переворачивая трупы, лежащие лицами вниз. Одет он был в сшитую из беличьих мягких шкурок двухстороннюю (то есть мехом как внутрь, так и наружу) длинную и теплую рубаху, перепоясанную ремнем с тусклой пряжкой, на котором спереди висел в ножнах широкий и длинный охотничий нож-пластун, а позади за ремень были заткнуты два топора на длинных рукоятях, предназначенные явно не только для рубки хвороста. Такие топоры можно было метать и метать весьма неплохо. Были они чем-то сродни индейским томагавкам с небольшим, но существенным отличием: лезвие каждого топорика было обоюдоострым и длинней с одной стороны, нежели с другой, чтобы создавать при метании условия для точного попадания более длинного, а значит, и более тяжелого лезвия.

Следующий ратник звался Добродем и был высоченным детиной, прямо-таки баскетбольного роста. Хоть и не такой широкий в плечах, как Богумил, он обладал чрезвычайно мощными руками, способными, казалось, разорвать и медведя. За спиной Добродея виднелась рукоять меча, и меч этот, в простых черных ножнах, висел на перевязи, надетой поверх стеганого суконного плаща. Под плащом виднелась вышитая по линии ворота белая домотканая рубаха, на ногах Добродея были легкие, мехом внутрь, пимы. Ноги в таких не уставали и не промокали. Шапки он не признавал, довольствуясь собственной косматой шевелюрой. Бороду брил, зато усы имел длинные, на запорожский манер, и концы их свисали ниже подбородка, временами заползая хозяину в рот. То сами по себе, то по его воле, ибо Добродей в различных жизненных ситуациях, требующих сосредоточенности, любил пожевать ус-другой. Лицо его было чрезвычайно вытянутым, и в профиль Добродей напоминал месяц, столь выдающимися были у него подбородок и надбровные дуги. Нос же его, наоборот, был словно размазан по лицу, и сразу становилось понятно, что случилось это в результате травмы, полученной совсем не в мирных условиях. Возможно, удар дубины, палицы или чего-то в этом роде, превратил нос Добродея в плоское образование с двумя неровными и несимметричными ноздрями, и нос этот основательно портил впечатление о Добродее, делая его устрашающе уродливым. Это впечатление, впрочем, пропадало, стоило Добродею улыбнуться. Вот уж у кого-кого, а у этого гиганта улыбка была самой добродушной на свете, а смех — задорней и не представить.

Третьего ратника отряда звали Боригневом. Он был совсем юн, очень строен и тонок, одет так же, по-зимнему, в очень тесный кафтанчик, облегавший всю его до жалости худую фигурку. Но, судя по тому, что вооружен Боригнев был луком и колчаном, под завязку набитым стрелами, недооценивать этого почти подростка было бы опрометчиво. Стрелой он со ста шагов попадал в глаз сове и умел лазить по деревьям, обвиваясь вокруг ствола, будто змея. Голубоглазый и черноволосый Боригнев имел бледную, почти прозрачную кожу, и под правым глазом у него непрестанно дергалась жилка, что свидетельствовало о некоторой нервности молодого лучника. Пальцы рук его были чрезвычайно длинными. Ими он осторожно освобождал от земли и хвои, холодные, искаженные предсмертным ужасом или, наоборот, спокойные и печальные лица погибших, разговаривая с каждым умруном на каком-то особом, непонятном постороннему человеку языке. То были слова молитвы забвения для мертвых, произнесенные на древнем, давно ушедшем наречии. То был местами искаженный язык самих богов, дошедший к людям и слегка ими переиначенный, как и всё, что не записано, а передано из уст в уста в собственной манере сказителя. Вот сколь не прост был щуплый с виду Боригнев.

Был с ними также и некий Живосил, на первый взгляд не носящий никакого оружия, но это лишь на первый взгляд, ибо был Живосил ох как непрост. Вместо ножа или меча на поясе у него висела наполненная чем-то фляга, а в руках держал Живосил крепкий посох с вырезанным на нем солнцем и плывущей под парусом ладьей. Лицом он был не стар и не молод, бороду имел не длинную и не короткую, глаза у него были не то карие, не то серые. Обладал Живосил внешностью, запомнить которую с первого раза было совершенно невозможно. Он шел, словно не касаясь земли ногами, он будто плыл, держа свой факел, горевший и под дождем, пламенем вниз и водя им по сторонам в поисках нужных людей. К некоторым погибшим он наклонялся, пристально вглядывался в лица, словно хотел разглядеть малейшие признаки жизни, но всякий раз лишь сокрушенно качал головой и продолжал свой легкий путь. Путь ученика волхва, почти сравнявшегося в некоторых умениях с учителем.

Все остальные ратники были людьми обычного роста, вооруженные кто мечом, кто топором, кто кинжалом, а один из них, по имени Громобой, имел на себе всё это оружие сразу, да еще в придачу и лук со стрелами. Всем этим он владел в превосходной степени, совершенно оправдывая свое имя. Четверо остальных носили имена: Темнозор, Водосвят, Светлолик и Благолеп. Темнозор получил свое прозвище за черные, глубоко посаженные глаза и недружелюбный вид. Образ человека, с которым лучше не связываться, дополнял шрам, идущий наискось от лба, через всё лицо, через переносицу спускаясь, минуя скулу, до ключицы. Водосвят предпочитал кистень и при этом отличался удивительной пластикой во всех движениях, а равно и отменной реакцией, и быстротой. Он и впрямь, словно вода, обтекал препятствия, в бою уворачиваясь от стрел, подлет которых не столько видел, сколько предчувствовал. Светлолик имел при себе сияющую даже во тьме секиру из того же лунного серебра, что и Марин серп. Свое оружие он добыл в качестве трофея во время древней битвы с Навью, рассказ о которой впереди. Благолеп же был росту низкого, телом хил, но при этом удивительно подвижен и прыгуч. При себе он имел несколько метательных ножей и пару кривых кинжалов, сильно смахивавших на арабские пенчаки — ножи для козьего и бараньего убийства. Немало двуногих баранов и козлов сразил верткий Благолеп своими кривыми ножами.