Читать книгу "Интересная Фаина - Алла Хемлин"

Петр сказал, что это такая любовь между людьми.

Серковский сказал, что а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а.

Петр сказал, что если Серковский не отдаст бумаги по-хорошему, тогда Петр пойдет и заявит про Серковского, что Серковский убил-таки свою жену Елизавету через ток. И что первый раз полиция посмотрела на такое одним глазом, а теперь пускай посмотрит в два глаза или даже в три.

Серковский сказал, что а-а-а-а-а-а-а.

Петр сказал, что про дела Серковского с Абовицем пока ничего не расскажет, а подождет, или будет у Серковского совесть.

Серковский сказал, что а-а-а-а-а-а.

Потом Серковский сказал, что папа у Петра тоже хорошо наделал с Абовицем.

Петр сказал, что и своего родного папу не пожалеет, чтоб только Серковский пожалел про все на свете. И пускай Серковский не думает, что спихнет все на свете на Абовица. Потому что Абовиц не пожалеет Серковского еще больше, чем Петр своего родного папу, и спихнет куда поглубже еще раньше раньшего. Тем более веревочка у Серковского так перекрутилась, что веревочку чикнуть — одно человеческое удовольствие.

Серковский сказал, что пускай Петр посидит в портерной, хорошо отдохнет. Что Серковский поедет домой и привезет фаинские бумаги.

И вот Серковский поехал и приехал, и привез.

Серковский ничего не знал про большое дело Петра с Абовицем. Если б Серковский знал, Петр бы Серковского не взял голыми руками. А так Петр голыми руками взял и взял, хоть и не так, как думалось.

* * *

На пятый день перед самым сном Фаина наносила в свою комнату воды — три ведра. Фаина порвала на мелкие кусочечки все свои нарисованные бумажки и позатыкала в щели вдобавок к тому, что уже раньше выкинулось у Фаины из головы и тихонечко там лежало.

Потом Фаина залила воду во все на свете щели, чтоб все позатыканное утонуло и как-нибудь не вернулось назад в голову.

Фаина увязала свои носильные вещи в два узла. Потом сказала зайчику с попугайчиком спрятаться у Фаины в голове и села на стул ждать радостного утра.

* * *

На шестой день утром, пока еще все спали, Фаина вынесла узлы.

Возле ворот Фаину ждал Петр в пролетке, сам за кучера.

Ближе к обеду Пилипейка послала Одарку разбудить Фаину.

Одарка пришла к Фаине, а Фаины нету.

Интересно, что Одарка с Пилипейкой еще ничего не поняли, а Герасимук взял и завыл на другой вой.

Раньше Герасимук выл, вроде собачку берут и давят, а потом берут и отпускают. А тут Герасимук завыл, вроде собачку берут и давят до смерти. Для собачки это получается большая разница.

* * *

На седьмой день Фаина проснулась, чтоб начать жить на новом месте, и узнала от старухи хозяйки, что на базаре бабы рассказывали, что дом вдовы Пилипейки сплыл, что не осталось от всего на свете дома ни одной ниточки с веревочкой.

Фаина подумала, что есть много непонятного хоть по щелям, хоть везде на свете.

Потом Фаина подумала, что хорошо.

* * *

Вечером седьмого дня, перед самым Ильей, Петр пришел к Фаине поговорить про ее новую жизнь.

Сначала Петр хорошо постоловался, а потом сказал Фаине, что теперь все будет по-новому.

Фаина сказала, что хорошо.

Потом Петр спросил у Фаины, или Фаина помнит песню про власть капитала, про то, как капитал душит людей.

Фаина сказала, что про капитал помнит хорошо.

Тогда Петр сказал Фаине, что этот самый капитал наметил задушить Фаину.

Фаина сказала, что имеет два рубля серебром и медными тоже, что Елизавета давала каждый год на Пасху гостинцем по сколько-то, что потому хорошо и скопилось. Фаина спросила, что, может, такие деньги сильно и не задушат.

Петр сказал, что у Фаины не два рубля серебром и медными тоже, а сто тысяч золотом. А сто тысяч — такие деньги как раз и хорошо для душения.

Так Фаина узнала про свое богатство.

Интересно, что Фаина у себя в голове никогда денег не держала. В руках держала. При царизме без денег никто никому ничего в руки не давал. Фаина знала полкопейки, копейку, пятак, гривенник. Такие деньги были сильно катучие и в голове все равно не удержались бы.

Еще у таких денег был голос, а в голове у Фаины и так хватало разговоров.

Бумажные деньги Фаина бы в свою голову пустила — за ровность сторон и тихую переливчатость. Но такие деньги в руки Фаине не давались, а в голову все на свете проходило через руки.

И вот Петр сказал Фаине про сто тысяч.

Сначала Фаина потерялась, тем более в голове у Фаины все на свете задвигалось, чтоб высвободить место.

Петр увидел, что Фаина потерялась, и давай продолжать агитацию против капитала.

Петр сказал, что говядина стоит столько, что масло стоит столько и прочее. Что где ж это рабочему напастись столько.

Что надо уже поскорей добороться до нужного места вроде коммунизма.

Петр пока что не рассказывал Фаине про коммунизм, а только про Маркса и борьбу пролетариата для наступления революции.

Фаина спросила, зачем человеку коммунизм.

Петр сказал, что коммунизм человеку сильно нужен для вечной жизни. При коммунизме капитала не бывает и человек заживет вечно. Потому что кто ж еще сможет задушить человека.

Фаина спросила, или будут при коммунизме мухи, если все заживут вечно.

Петр сказал, что из науки уже давно известно — хоть одна муха всегда останется.

Фаина спросила, как же быть.

Петр сказал, что надо взять и отдать сто тысяч на борьбу пролетариата.

Фаина сказала, что пускай борьба берет себе сто тысяч и даст сдачу тысячу крупными. Потому что крупные — самые переливчатые.

Петр пообещал, что борьба даст крупными.

Тут Петр сказал Фаине, что для борьбы и для Карилопсиса Петру с Фаиной надо будет повенчаться. Что деньги невенчанной Фаине не положены. А без денег не на что будет бороться. А без борьбы не будет революции и интернационала с греком.

Еще Петр сказал, что пускай Фаина не беспокоится за свое девичество. Что Петру чужое девичество не надо, тем более у Петра таких девичеств половина всех женщин на свете.

Фаина сказала, что согласна, хоть Фаине еще надо учиться и учиться у Маркса.

* * *

И вот Петр скоренько взял все бумаги для венчания.

Потом Петр договорился с одним попом, чтоб дело обкрутилось тоже скоренько и без никаких. За никаких Петр сам подпишется двумя своими руками.

Фаина одела черную шерстяную юбку, белую блузку со стоячим воротничком с прошвой, голубую бархатную жакетку и туфли некрашеной свинячей кожи. На голове Фаина завязала розовую шелковую косынку, а в руки взяла пустой кружевной ридикюльчик цветом под мокрую землю.