Читать книгу "Рассказ инквизитора, или Трое удивительных детей и их святая собака - Адам Гидвиц"

И посреди раскинувшегося во все стороны ложа залива, что переливается всеми цветами королевского шелка, вздымается утес. А на утесе точно так же гордо возносится к небу каменный монастырь, и его башня указывает прямо на творца этих удивительных красок – на полосатое закатное небо, и еще выше – на то, что скрывается за ним.

С миг мы не в силах двинуться, очарованы красой залива Мон-Сен-Мишель.

А затем Гвенфорт сбегает вниз по холму и дети несутся за ней. Подошвы их кожаных сандалий разбрызгивают дорожные лужи, сумки колотят Вильяма по спине, а Жанна что-то вопит небесам. Я бегу за ними, смеясь и стараясь не отстать.

Дорога извивается по склону холма и приводит нас в крохотный городок, последний оплот человека у подножия горы. Но дети не останавливаются. Они пробегают его насквозь, торопясь к лежащему за ним заливу.

И затем, спустя несколько ярдов, дорога кончается. Или, вернее, начинается берег. Гвенфорт, кажется, даже не замечает этого. Она мчится, поднимая брызги, по мелководью, сейчас, с уходом солнца, меркнущему, окрашенному в более глубокие цвета лаванды.

– Что случилось с дорогой? – говорит Якоб, останавливаясь на последнем клочке суши. – Она утонула.

И правда. Там, где должно быть дороге, вихрится море, водоворот волн. Гвенфорт останавливается, оглядывается на нас, брюхо ее намокло. Наши взгляды скользят дальше, на огромное аббатство, что сейчас окружено морем. Слышен лишь рокот волн.

Внезапно молчание нарушает голос:

– Ночью туда не пройти.

Голос звучит из-за спины. На дороге стоит рыцарь, его плечи вздымаются и опадают, меч в ножнах бросает на землю извилистую тень.

Я ощущаю движение воздуха – Жанна проносится мимо меня. Она толкает рыцаря в живот и кричит:

– Мармелюк!

Гвенфорт лает, бежит обратно по воде и отряхивается, обдавая нас дождем брызг. Затем она ставит передние лапы рыцарю на плечи и стоит так, пока он не начинает смеяться.

– Как ты оказался здесь? – спрашивает Вильям, бросая сумки с книгами на дорогу.

– Я ждал вас тут, в городе, – говорит он, указывая назад, на низенькие кривые домики.

Жанна отступает на шаг. Якоб говорит:

– Ты ждал нас? Ты знал, что мы сюда придем?

– Пол-Франции знает, что вы сюда идете. И все рыцари во Французском королевстве.

– Как? – говорит Жанна.

– Трубадур пришел к королевскому двору, – говорит Мармелюк, – он и сказал им, что вы идете в Мон-Сен-Мишель. И что у вас есть еврейские книги. В обмен на эти сведения ему позволили спеть перед королем.

Якоб падает на колени и охватывает голову руками.

Я гадаю, не вывернет ли его. Жанна говорит:

– Кретьен?

– Что?

– Трубадура звали Кретьен?

– Нет. Николя как-то там. Николя Лапан, кажется.

Лапан – это кролик.

– Это тот, другой, – простонал Вильям.

– Так что король и его королева-мать следуют сюда, – продолжает Мармелюк. – И с ними рыцари.

Столько, сколько они могли созвать. Чтобы забрать книги. И вас.

Последний городишко перед Мон-Сен-Мишель на самом деле едва ли город. Здесь только один трактир с одной-единственной комнатой, поделенной надвое шерстяным одеялом, за которым стоит стол с двумя лавками и ночует сам трактирщик.

– Я могу сварить вам супу, – неуверенно говорит трактирщик, словно в нашем лице он столкнулся с невиданной ранее трудностью.

Он сгорбленный, с гривой белых волос, которая ни минуты не знает покоя, поскольку он и сам не сидит на месте. Ноги у него широко расставлены, и во время ходьбы он сильнее машет правой рукой, чем левой, словно постоянно поправляет лежащий на плечах тяжелый, но невидимый мешок с репой.

– Но суп не так-то быстро готовится, – добавляет он, – у меня, впрочем, есть хлеб. Он, правда, подчерствел.

– Они будут и хлеб и суп, спасибо, Клото, – говорит Мармелюк.

– Может, вам всем еще и одеяла потребуются?

Это сказано с еще большей укоризной.

– Да, уж будь добр. – Клото закатывает глаза и волочит свой невидимый мешок за занавеску.

На миг все стихают. Гвенфорт чешется. Остальные думают об армии, которая вскоре ринется на детей.

– Когда, ты думаешь, они придут? – спрашивает Вильям.

– Они будут здесь к рассвету.

– Тогда нам нужно уходить, – говорит Вильям, вставая, – мы должны идти в аббатство.

Враскачку подходит Клото, держа на весу стопку из пяти грязных мисок.

– Вы не проберетесь туда сегодня, – морщится он, – это я вам обещаю. Сейчас высокий прилив. Вас просто унесет.

– Значит, завтра? – говорит Мармелюк. – Завтра мы пройдем?

Трактирщик, кажется, находит мрачное удовлетворение в том, что с ним советуются.

– Да, завтра вода спадет. Но держитесь тропы. После такой ночи, как сегодня, с такими чертовыми ямами и перекрестными течениями, песок оголодает вконец.

Мармелюк кивает Клото, словно в этом утверждении имеется какой-то смысл.

Клото выставляет на стол ломти черствого хлеба. Жанна говорит ему:

– Ты прожил тут всю жизнь?

Трактирщик останавливается и смотрит на девчушку взглядом, полным чем-то очень похожим на ненависть.

– Ага. Хотя раньше я не держал постоялого двора. Я его получил в наследство от Вильяма, когда тот помер. А чего?

Жанна пожимает плечами. Он продолжает есть ее глазами. Она улыбается ему. Он по-прежнему таращится на нее. Она по-прежнему улыбается.

– Божьи раны! – бросает он и, припадая на одну ногу, идет к очагу, чтобы подбросить полено.

Вскоре он возвращается в комнату, таща огромный котел, и начинает разливать суп в потрескавшиеся глиняные миски.

– Не так уж долго он и готовился, – бурчит Мармелюк.

Клото бурчит себе под нос.

– Вы не присядете поесть с нами? – спрашивает Жанна трактирщика.

Мы все удивлены ее вопросом. Клото тоже. Миг спустя он бормочет:

– Я сам по себе, – и, хромая, исчезает за одеялом-перегородкой.

Мы склоняемся над мисками. Суп густо приправлен рутой и подслащен сушеными яблоками.