Читать книгу "Сальса, Веретено и ноль по Гринвичу - Ширин Шафиева"

Увязая ногами в рыхлом песке, Бану побрела по морскому дну. Вдалеке пробежала дикая собака, спасшаяся от собачьего ящика. Бану замерла; собака не заметила её и скрылась за эстакадой, похожей на огромное членистоногое со множеством лапок.

Она направлялась к крепости Сабаиль, сама не зная, что ей там понадобилось. Хотя, если подумать, что толку бродить по морскому дну совершенно без цели?

В цепочке сырых, разрушенных водой и солью и затянутых водорослями камней не было ничего интересного. Крепость размером с новую эстакаду, которую построили здесь же, совсем рядом, очертаниями напоминала ожерелье с пятнадцатью подвесками. От кладки сохранилась лишь пара рядов. Бану обнюхала, как ищейка, каждый камень, но всё, что здесь можно было найти интересного, уже вынесли и разложили по музеям. Носком сапога Бану поковыряла ил, но и под ним ничего не нашла. Побродив вокруг, Бану отыскала место, где идеальная гладь песка была нарушена причудливыми линиями, по стилю напоминавшими геоглифы пустыни Наска. После долгого пристального изучения Бану поняла, что линии изображают большого человека, окружённого хороводом человечков маленьких, едва ли достающих ему до пояса. Рисунок выглядел так, словно кто-то начертил его ногой. Для Бану это означало только одно: кто-то побывал здесь до неё и, возможно, этот кто-то до сих пор здесь.

Боковым зрением она уловила движение позади себя. Резко обернувшись с колотящимся сердцем, Бану увидела человека, который смотрел на неё так же испуганно, как и она на него.

– Это я нарисовал. – Он дёрнул головой, как курица, в сторону линий на песке.

– Ага, – промычала Бану, обходя его по дуге большего радиуса, чем было бы прилично: она одобряла сумасшествие, но только если оно не оказывалось слишком близко.

– Смешная вещь с морем произошла, а? – не унимался странный тип. Несмотря на летнюю жару, от которой даже птицам хотелось улететь на север, он закутался в плащ. Его голова напоминала одуванчик, с которого не сумели сдуть до конца все семена.

– По-моему, это не смешно, – отрезала Бану с приобретённой за последние месяцы резкостью.

– О, вы не понимаете! – Он попытался подойти к ней, но она попятилась, и расстояние между ними не сократилось. На его сморщенном личике мелькнуло что-то похожее на обиду, но он взял себя в руки и продолжал: – Вы не помните просто. Вас тогда не было. Сколько вам лет? Четырнадцать?

– Двадцать четыре. – Бану подошла к нему поближе.

– О! Вы, верно, шутите. Но, так или иначе, это уже случалось. Лет двадцать назад.

– Тогда берег был затоплен.

– Это позже. А до того море ушло. Той зимой я потерял друга.

– Он что, умер?

– Хуже. – Мужчина пренебрежительно махнул рукой. – Женился. Повесил ковёр на стену, все эти тряпки, подгузники… А потом он уехал в одну из стран Латинской Америки, запамятовал в какую. И вернулся оттуда уже другим. Зря я думал, что он мне друг. Оказалось, что он никому не друг. Никогда не дружите с теми, кто глупее вас. Утянут за собой в пучину глупости, и ваш мозг станет как сморщенный изюм. И вообще – уезжайте! Уезжайте из этой страны, пока молоды!

– Легко сказать.

– Вы пока молодая, можете. Что здесь делать? Тоска и уныние. Знаете, наше общество ведь не прогнило, нет. Оно оцепенело и погрузилось в спячку. Нам не хватает куража даже на то, чтобы как следует нагрешить. Иногда я скучаю по временам морального разложения Римской империи, все эти Нероны, Калигулы… Сейчас никто не высунет носа за пределы своего телефона. А вы знаете, что подстерегает нацию, которая пытается совместить в себе две противоположные по сути культуры? Вот посмотрите на меня. Апатрид. Вы, наверное, не знаете, что это. Это человек, который…

– Я знаю, что это, – с раздражением перебила его Бану. – А что стало с тем вашим другом?

Незнакомец пожевал собственные синюшные щёки и неожиданно спросил:

– Вы вот хотите замуж?

– Однозначно нет.

– Очень странно. А чего вы хотите?

– Написать книгу, – неожиданно для себя призналась Бану.

– Книгу? – человек фыркнул. – О чём?

– Понятия не имею. Это должна быть хорошая книга.

– Кто её будет читать?

– Все, наверное. Хорошую книгу будут читать все.

– То есть все те, кого вы с презрением называете «масса» или «толпа»?

– Откуда вам знать, кого и как я называю?

– О, я видел таких молодых людей, как вы. Они играют в интеллектуальные игры, пишут умные вещи в интернете, гуляют по одному и всех вокруг считают ничтожествами.

– Я тоже знаю таких. Но я не такая.

– Когда-то в молодости и я хотел написать книгу.

– Почему не написали?

– Не о чем было писать.

– А что случилось с морем? И с вашим другом?

– Они ушли.

Странный собеседник Бану начал бродить кругами, словно понурый старый слон по арене цирка.

– Вы могли бы написать книгу об этом.

Он, кажется, очень удивился.

– О моём друге? Что же о нём писать?

– А чем он занимался в Латинской Америке?

– О том мне не ведомо. Но, что бы там ни произошло, вернулся он Другим. Мне даже показалось, что я начал его бояться.

Бану забеспокоилась.

– Что значит – вернулся другим?

– Не знаю. Но иногда я замечал, что его взгляд стал не таким глупым и бессмысленным, как раньше. И вы, кстати, растоптали мой рисунок.

– Зачем вы его нарисовали?

– Сам не знаю. Терпеть не могу ровных поверхностей.

– На них очень легко споткнуться и упасть, – усмехнулась Бану. Незнакомец не улыбнулся. Глубоко вздохнув, как певец, собравшийся взять самую сложную ноту, он вдруг начал вещать:

– На задворках Вселенной рождается белый карлик, но зрители в зале не видят этого: Мидзару закрывает им глаза! Каждый наш глаз – огромный подсолнух, в сердце которого сидит жадный спрут, и он поёт колыбельную чернил для всех, кто не может его слышать.

– Воистину так, – сказала Бану, попятившись.

– Если колокол бьёт по тебе – бей по колоколу! Он рассыплется в прах и покроет тебя серебристой пылью, как ночной мотылёк, если измазать им щёки. Вы, может быть, скажете, что всё это – ерунда и не стоит внимания, но я умею разжигать костры на воде, умею делать атом из пространства, умею делать из мухи – слона! Кто вы в сравнении со мной, если не жертвы несвоевременной контрацепции?! Все ненавидят красивых женщин, и они умирают от одиночества, как цветы однодомного растения в гетто, и из их прекрасных высохших тел делают мюсли. А вы едите на завтрак мюсли или пустые обещания? Я тоже много чего обещал в своё время, но лучшие письма никогда не доходят до адресата, а значит, если никто этого не видел – считайте, я ничего не обещал, и вообще, это моё личное дело – моё и Вселенной! Если встретите человека, у которого должен быть глупый взгляд и у которого он, вопреки ожиданиям, не глупый – бегите от него со всех ног! – закричал вдруг этот эксцентричный мужчина, и Бану отпрыгнула от него подальше, увязнув ногами в жидком песке.