Читать книгу "Сезон гроз. Дорога без возврата - Анджей Сапковский"

В надежде, что вышеозначенное пояснение окажется для Капитула достаточным для закрытия дела, bene valere optamus[63] и остаемся в неизменном уважении

от лица исследовательской группы Комплекса Риссберг

semper fidelis vestrarum bona amica[64]

Бирута Анна Маркветта Икарти manu propria[65]

Отплати ударом на удар, презреньем на презренье, смертью на смерть, и отплати сполна, с процентами! Око за око, зуб за зуб, четырехкратно, стократно!

Антон Шандор ЛаВей

Библия Сатаны

Глава семнадцатая

– Самое время, – хмуро произнес Франс Торквиль. – Успел ты, ведьмак, на представление, тютелька в тютельку. Сейчас начнется.

Он лежал на постели навзничь, бледный, как беленая стена, с волосами мокрыми от пота и приклеившимися ко лбу. Была на нем лишь сорочка льняного полотна, которая Геральту сразу же напомнила ту, в каких хоронят. Левое бедро, от паха до колена, обмотано было пропитанной кровью повязкой.

Посредине комнаты стоял стол, накрытый простынкой. Невысокий типчик в черном кафтане без рукавов выкладывал на стол инструменты, по очереди, один за другим. Ножи. Клещи. Долота. Пилы.

– Об одном жалею, – скрежетнул зубами Торквиль. – Что добраться до них, сукиных детей, я не сумел. Воля богов, не суждено мне было… И уже не будет.

– Что случилось?

– То самое, мать его, что в Тисах, Роговизне, Соснице. Одно только необычно: на самом краю пущи. И не на поляне, а на большаке. Налетели на путников. Троих убили, двух детей украли. Так уж вышло, что мой отряд поблизости оказался, сразу рванули мы в погоню, вскоре их увидали. Двое дуболомов – здоровенных, что твои быки, и один уродливый горбун. Тот горбун из арбалесты меня и достал.

Констебль сцепил зубы, коротким жестом указал на забинтованную ногу.

– Я своим приказал, чтоб меня оставили, за теми гнались. Не послушали, сучьи дети. И в результате – ушли, твари. А я? Что с того, что меня спасли? Ежели мне нынче ногу отчекрыжат? Лучше б мне, сука, подохнуть там было, но еще тех-то в петле и ногами дрыгающими увидать, прежде чем тьма на глаза падет. Не послушались приказа, босота. Теперь там вон сидят, стыдятся.

Подчиненные констебля и вправду, как один со смурными минами, обсели лавку под стеной. Соседствовала с ними совершенно неуместная здесь сморщенная старушка в венке, абсолютно не подобавшем ее сединам.

– Можем начинать, – произнес типчик в черном кафтане. – Пациента на стол, привязать покрепче поясами. И пусть посторонние покинут комнату.

– Пусть останутся, – прохрипел Торквиль. – Мне надо знать, что смотрят. Будет тогда мне стыдно кричать.

– Погодите-ка, – выпрямился Геральт. – Кто решил, что ампутация необходима?

– Я решил, – черный типчик тоже выпрямился, но чтобы взглянуть Геральту в лицо, ему все равно приходилось сильно запрокидывать голову. – Я – мессир Люппи, лейб-медик бейлифа из Горс Велена, специально сюда присланный. Обследование выявило, что рана заражена. Ногу придется отрезать, иного спасения нет.

– И сколько берешь за процедуру?

– Двадцать крон.

– Держи тридцать. – Геральт высыпал из мешка три десятикроновки. – Собирай инструменты, пакуйся, возвращайся к бейлифу. Если он спросит, скажи, что пациенту стало лучше.

– Но… Я обязан опротестовать…

– Пакуйся и возвращайся. Какое из этих слов тебе не понятно? А ты, бабка, давай сюда. Раздвинь бинты.

– Он, – старушка указала на лейб-медика, – запретил мне к больному прикасаться. Потому как я, стало быть, знахарка и ведьма. Грозился донести на меня.

– Не обращай на него внимания. Он уже уходит.

Бабка, в которой Геральт сразу распознал травницу, послушалась. Осторожно распустила повязку, хотя Торквиль все крутил головой, шипел и постанывал.

– Геральт… – прохрипел. – Что ты задумал? Медикус говорил, что спасения нету… Лучше я ногу потеряю, чем жизнь.

– Да хрен там. Ничего не лучше. А теперь заткнись.

Рана выглядела отвратительно. Но Геральт видывал и похуже.

Вынул из сумы шкатулку с эликсирами. Мессир Люппи, уже собравшийся, присматривался, качал головой.

– Тут декокты не помогут, – объявил. – Не помогут лжемагия и знахарские фокусы. Шарлатанство, ничего более. Как медик, я должен возразить…

Геральт повернулся, глянул. Медик вышел. Поспешно. Споткнувшись на пороге.

– Четверо ко мне. – Геральт откупорил флакончик. – Придержите его. Стисни зубы, Франс.

Вылитый на рану эликсир сильно вспенился. Констебль душераздирающе застонал. Геральт подождал миг-другой, вылил второй эликсир. Этот тоже пенился, но сперва шипел и дымился. Торквиль закричал, замотал головой, напрягся, закатил глаза и потерял сознание.

Старушка достала из узелка баклажку, выгребла оттуда пригоршню зеленой мази, толстым слоем намазала на кусок сложенного полотна, прикрыла рану.

– Окопник, – определил Геральт. – Состав из окопника, арники и календулы. Хорошо, бабушка, очень хорошо. Еще бы пригодились зверобой, кора дуба…

– Видали его, – прервала бабка, не поднимая лица от ноги констебля. – Травничеству станет меня учить! Я, сынок, травами тогда уже лечила, когда ты еще няньку обрыгивал кашкой с молочком. А вы, бездельники, отойдите, а то света не вижу. Да и дух от вас крепкий. Менять надобно онучи, менять. Время от времени. Пошли прочь из избы, кому сказано?

– Ногу надо будет обездвижить. Вложить в длинные лубки…

– Сказала ж – не учи ученую. Да и сам – выдь во двор. Чего ты еще тут стоишь? Чего ждешь? Благодарности, что великодушно предоставил свои ведьмачьи лекарства? Обещанья, что он тебе этого по гроб жизни не забудет?

– Хочу его кое о чем спросить.

– Поклянись, Геральт, – совершенно неожиданно отозвался Франс Торквиль, – что ты их достанешь. Что не простишь им…

– Дам-ка я ему кой-чего на сон и супротив горячки, а то бредит. А ты, ведьмак, ступай. Обожди под избой.

Ждал он недолго. Бабка вышла, подтянула юбку, поправила сбившийся венок. Уселась рядом, на завалинке. Потерла стопой о стопу. Были они необычайно маленькими.

– Спит, – объявила она. – И пожалуй, выживет, если ничего дурного не случится, тьфу-тьфу. Кость срастется. Спас ты ему ходилку-то ведьмачьими чарами. Хромым останется и на коня, думается мне, уже никогда не сядет, но две ноги – не одна, хе-хе.