Читать книгу "Бесконечная книга - Михаэль Энде"

— Я должен идти сейчас же?

— Завтра утром. У тебя осталась последняя ночь в Доме Перемен.

Бастиан встал и подошёл к ней, чтобы проститься на ночь. Только вблизи он заметил, что все её цветы увяли.

— Не беспокойся. И завтра утром не оглядывайся, а иди своим путём!

Когда наутро он спустился из своей комнаты, мама Айола сидела на прежнем месте. Все листья, цветы и плоды опали с неё. Глаза её были закрыты, и она походила на засохшее, умершее дерево. Бастиан долго стоял перед нею, потом открыл дверь и вышел наружу.

За ночь наступила зима. Снег лежал по колено, от цветущих роз остались только голые кусты. Было холодно и очень тихо.

Бастиан хотел вернуться в дом за плащом, но двери и окна исчезли. Весь дом зарос наглухо.

Бастиан поёжился от холода и двинулся в путь.

Глава XXVI

РУДНИК СНОВИДЕНИЙ

Южный ветер так же холоден, как и северный, если он дует в снежной долине, где живёт слепой горняк Йор.

Однажды ранним утром горняк вышел из хижины, уловив среди полной тишины скрип шагов дальнего путника. Йор был уже старик, но без бороды и без морщин, волосы у него посерели, как камень, и весь он казался высеченным из куска застывшей лавы. Только в глубине его слепых глаз иногда вспыхивал огонь.

Подойдя, Бастиан — а это именно его шаги заслышал издалека Йор — сказал:

— Здравствуй. Я заблудился. Я ищу источник Живой Воды. Не мог бы ты мне помочь?

— Ты не заблудился, — прошептал горняк. — Но говори тише, иначе ты разрушишь мои картины.

Он жестом пригласил Бастиана в хижину. Она состояла из одной комнаты, очень просто обставленной: стол, два стула, лежанка и полка для посуды и еды. В очаге пылало пламя, в котелке дымился суп.

Йор поставил две тарелки, налил в них супу и жестом пригласил гостя поесть. Завтрак прошёл в молчании.

Потом горняк откинулся, глаза его смотрели сквозь Бастиана.

Он прошептал:

— Кто ты?

— Меня зовут Бастиан Балтазар Букс.

— А, значит, свое имя ты ещё помнишь.

— Да. А ты кто?

— Я Йор, меня ещё называют слепым горняком. Но я слеп только на свету. Под землёй в моём руднике в полной темноте я могу видеть.

— Что это за рудник?

— Он называется Минроуд. Это рудник сновидений.

— Рудник сновидений? — удивлённо повторил Бастиан. — Про такое я не слыхал.

Йор, казалось, постоянно к чему-то прислушивался.

— Он существует специально для таких, как ты, — тихо сказал Иор. — Для людей, которые не могут найти дорогу к источнику Живой Воды.

— И что же это за сновидения?

Йор закрыл глаза, и Бастиан не знал, повторить ли ему вопрос.

— Ничто в мире не исчезает бесследно. Ты видел когда-нибудь сны, которые утром не мог вспомнить?

— Да, часто.

Йор задумался, кивнул, потом пригласил Бастиана следовать за ним.

— Только ни слова, ни звука, понятно? То, что ты сейчас увидишь — моя работа за многие годы. Любой шум может их разрушить. Поэтому молчи и ступай очень осторожно.

За хижиной находился деревянный шахтный копёр, они прошли мимо него в огромную заснеженную долину. И тут Бастиан увидел картины, которые лежали на белом снегу как драгоценности на белом шёлке ювелирных коробочек.

Это были тонкие, как дуновение, прозрачные стёкла разных форм и размеров, прямоугольные и круглые, мозаичные и гладкие, иные величиной с церковные витражи, другие — как миниатюры на вазочках. Они лежали рядами, группируясь по величине и форме, покрывая снежную равнину до горизонта. Тут были изображены какие-то фигуры в птичьем гнезде, часы, похожие на растёкшийся расплавленный сыр, куклы на ярко освещённом пустом пространстве, головы и морды зверей и целые пейзажи, составленные из голов, морд и лиц. Но были и обыкновенные портреты, были мужчины, косившие пшеницу, женщины, сидящие на балконе, горные деревушки и морские виды, военные сцены и цирковые представления, улицы и комнаты, снова лица, старые и юные, мудрые и придурковатые, шуты и короли. Были страшные картины — казни, пляски смерти; были портреты молодых дам в седле, и был нос, разгуливающий сам по себе, принимая приветствия от встречных.

Целый день Бастиан бродил среди картин, но так и не понял, какое они имеют отношение к нему. Ни одна из картин его не тронула.

Опустились сумерки, и они вернулись в хижину. Только когда дверь за ними закрылась, Йор смог произнести:

— Было там хоть что-нибудь, что бы ты узнал?

— Нет. А что это за картины?

— Это забытые сновидения из человеческого мира. Сон не может исчезнуть, раз уж он приснился. Но если человек, который видел сон, не сохранил его в памяти, он попадает сюда, в Фантазию, в глубину нашей земли. Там лежат тонкими слоями все забытые сны, один над другим. Чем глубже, тем плотнее. Вся Фантазия покоится на плитах из забытых снов.

— Там есть и мои? — спросил Бастиан.

— Хоть один есть наверняка. Одного бы хватило.

— Но для чего?

Старый горняк повернул к нему лицо, слабо освещённое огнём очага. Его слепые глаза снова смотрели сквозь Бастиана.

— Слушай, Бастиан Балтазар Букс, я не люблю разговаривать. Тишина мне милее. Но один раз я скажу. Ты ищешь Живую Воду. Ты хотел бы научиться любить, чтобы вернуться в твой мир. Любить — это прекрасно. Но Живая Вода спросит тебя: кого? Ведь нельзя любить вообще, не зная кого. Но ты всё забыл, ты помнишь только своё имя. А если ты не сможешь ответить, ты не напьёшься. Тебе помог бы забытый сон. Он привёл бы тебя к источнику Живой Воды. Но за это тебе придётся забыть последнее, что ты ещё удерживаешь в памяти: себя самого. Тебе предстоит долгая терпеливая работа. Запомни всё, что я сказал, повторять я не буду.

Потом он лёг на свою лежанку и заснул, и Бастиану ничего не оставалось, как лечь на голом холодном полу, но он был вынослив.

— Чтобы полюбить кого-то, надо забыть самого себя, — засыпая, повторил Бастиан слова Йора.

Когда он проснулся утром, горняка уже не было. Видимо, он спустился в штольню. Бастиан налил себе горячего супу, надеясь согреться после холодной ночи, но суп не особенно ему понравился: солёный, как слёзы и пот.

Он вышел в снежную равнину и снова целый день бродил среди картин, но все они оставили его безучастным.

К вечеру вернулся из штольни Йор. Он вынес из глубины новые картины и осторожно выкладывал свою добычу на снег. На одной картине — мужчина, у которого вместо груди была птичья клетка. На другой — каменная женщина верхом на черепахе. На третьей — бабочка с узором из букв на крыльях. Ни одна из них не говорила Бастиану ни о чём.