Читать книгу "Гротеск - Нацуо Кирино"

— Что ты хочешь сказать?

— Ты у своей матери спроси. А я воздержусь от объяснений.

Мицуру рассердилась. Я впервые увидела ее такой. Лицо вспыхнуло, глаза остро сверкнули.

— Не надо так со мной разговаривать. Если тебе есть что сказать — говори прямо. Не люблю, когда начинают вилять.

Мицуру говорила сквозь слезы. Я понимала, что делаю ей больно, отзываясь так о матери, но уже не могла остановиться:

— Хорошо! Мой дед по уши втюрился в твою мамашу. Ну и на здоровье, как говорится. Но я-то тут при чем? И не надо меня тянуть в это дело. У них любовь, видите ли. Не хочу я в этом участвовать!

— Ты о чем вообще?.. — Краска отлила от лица Мицуру, в один миг оно превратилось в белую маску.

— Дед повадился к ней в бар ходить. Денег у него нет, и он стал продавать бонсай. Мне все равно. Наплевать. Однако я не пойму, зачем он твоей матери понадобился. Странно. Ему ведь уже скоро шестьдесят семь, а ей еще пятидесяти нет. Возраст любви не помеха, конечно, но у меня нет охоты любоваться на этот разврат. Противно! В последнее время со всеми что-то происходит — и с тобой, и с дедом. Из-за Юрико, наверное. Как она вернулась, все вокруг начало разваливаться. Мне это совсем не нравится. Ясно?

— Нет, не ясно. — Мицуру взяла себя в руки и медленно покачала головой. — Ты несешь какую-то околесицу. Я поняла только одно: ты не хочешь, чтобы мать встречалась с твоим дедом.

Не хочу — это слабо сказано. Ненавижу их с этой любовью! Предатели! Я молчала. Не дождавшись ответа, Мицуру заявила:

— Ты прямо как ребенок. Я мать обсуждать не собираюсь, пусть делает, что угодно. И слушать про нее гадости не буду. Больше нам говорить не о чем, знать тебя не желаю. Довольна?

— Вольному воля.

Я пожала плечами. После этого мы не общались с Мицуру полгода.

3

Пришло время вернуться к Кадзуэ Сато. Не возражаете? Про деда, мамашу Мицуру и их отвратительный роман, наверное, уже хватит. Хотя у всей этой истории было любопытное продолжение. Мицуру поступила в Тодай, на медицинский факультет, как и хотела. Я узнала об этом, потому что она мне сама позвонила. А меня приняли в университет Q., на отделение немецкого языка. В то же время произошло еще много всякого. К истории Юрико и Кадзуэ это прямого отношения не имеет, но я расскажу. Итак, обо всем по порядку.

Когда же странности в поведении Кадзуэ Сато стали бросаться в глаза? Пожалуй, когда мы перешли в одиннадцатый класс, а Юрико окончила среднюю школу и начала учиться в десятом. До меня стали доходить слухи, что Кадзуэ ее преследует. Кошмар! Она подсматривала за Юрико на уроках, заглядывала в физкультурный зал, не пропускала ни одной игры, где на разогреве выступала группа поддержки с Юрико. Таскалась за ней, как собака за хозяином. У дома Джонсонов тоже, наверное, за ней шпионила. И при каждой встрече как завороженная провожала ее глазами. Что она к ней привязалась? Даже для меня это было загадкой.

Как я уже говорила, чудовищная красота Юрико будоражила людей, не давала успокоиться. Видя ее, они спрашивали себя: как на свете может существовать такая красота и в чем тогда смысл их существования — и со страхом хотели во что бы то ни стало найти ответ на те сомнения, что их одолевали. Только те, кто погружался в эти тягостные самокопания, признавали красоту Юрико безоговорочно. Поэтому вокруг сестры всегда кто-то крутился. Волочившийся за ней младший Кидзима после девятого класса остался в той же системе Q., но перешел в мужскую школу высшей ступени в другой части города. Его место тут же заняла та самая нахальная девица. Да-да, Мок, дочка соусного короля. Прилипла к Юрико намертво.

Мок была вроде старосты в группе поддержки и по совместительству — телохранительницей при Юрико, оберегавшей ее от всевозможных соблазнов и завистников. А Юрико считалась в группе поддержки талисманом. Да, именно так. Ну не могла такая плохо координированная тупица перенять все эти сложные рукомашеские и ногодрыжеские приемчики. Она была нужна вместо рекламного щита — для демонстрации того, какие стандарты красоты установлены в женской школе Q. для группы поддержки.

Когда Юрико, высокая и стройная, в сопровождении Мок проходила по школьному двору, все, словно околдованные, не могли отвести от нее глаз. Юрико так и сияла самодовольством! С непроницаемой физиономией она выступала королевской поступью, а за ней, как оруженосец, следовала Мок. Позади, в отдалении, с безнадегой на лице тащилась Кадзуэ. Впечатляющая картина!

Кадзуэ, как я не раз замечала, наспех проглотив свой обед, тут же бежала в туалет, где ее выворачивало наизнанку. Какой там обед — одно название. Рисовый колобок и помидорчик да что-нибудь сладкое на закуску. Обычно какие-нибудь дешевые штучки из соевой муки, которые в рот не возьмешь. Стремительный прорыв к унитазу создавал впечатление, будто она раскаивается, что приходится есть такую дрянь. В классе все это знали, и, как только Кадзуэ доставала пакет с едой, начинали толкать друг друга локтями и хихикать. Я слышала, что как-то она с отвращением сжевала почерневший банан. Как она довела его до такого состояния? Может, он несколько дней провалялся у нее в портфеле? Думаю, у нее была анорексия. Но тогда, конечно, никто из нас не знал, что бывают такие болезни, и ее странная диета и забеги в туалет вызывали у нас отвращение.

В конькобежной секции на Кадзуэ тоже смотрели косо. За каток она не платила, сколько бы ей ни напоминали, даже на тренировки напяливала на себя форму и гоняла по льду, ни на кого не обращая внимания. Казалось, рано или поздно ее выставят из секции, но, как ни удивительно, этого не происходило. Все дело в том, что от Кадзуэ была польза в другом — на экзаменах можно было пользоваться ее тетрадками. Она их давала только членам секции, а с одноклассников брала плату — по-моему, сто иен за предмет. Прямо-таки зациклилась на деньгах. Девчонки за глаза говорили, что у нее снега зимой не выпросишь.

Странности с Кадзуэ начались во втором полугодии десятого класса. Раньше она хоть как-то пыталась вписаться в среду, окружавшую ее в женской школе Q., где все норовили перещеголять друг друга, кичась своим богатством, но зимой вдруг все пошло наперекосяк. Уже в университете я слышала разговоры, что Кадзуэ стала другой позже, когда у нее умер отец, но я могу сказать: метаморфоза с ней случилась еще в одиннадцатом классе.

Кадзуэ, как я заметила, с необъяснимым пылом стала донимать учителей вопросами. На уроках у нее появилось ненормальное рвение. Скорее всего, она понимала, что ни на что, кроме занятий, не способна. Учителей сверхактивность Кадзуэ ставила в тупик, они начинали бормотать: «Ну ладно, пойдем дальше» — и поглядывали на часы, но не тут-то было — она продолжала гундеть, что чего-то не поняла, причем с таким видом, словно того и гляди расплачется. Весь класс закатывал глаза: когда же это кончится, — но ей не было никакого дела до других. Она постепенно теряла связь с реальностью. Учитель задавал вопрос — Кадзуэ, если знала ответ, тут же вздергивала руку, победоносно оглядываясь по сторонам; на контрольных закрывала рукой тетрадку, чтобы не подсматривали. Как бы вернулась в детство, когда только пошла в школу и зубрила уроки как ненормальная. Мнение о Кадзуэ у одноклассников было однозначное: «с приветом». Никто с ней не хотел дела иметь.