Читать книгу "Рожденный очаровывать - Сьюзен Элизабет Филлипс"

– Мне не терпится попробовать.

Она едва не застонала. Похоже, ее либидо вышло из-под контроля и в корне противоречило ее же моральным принципам.

– Какую часть твоего тела мне развернуть первой?

Луч фонарика продолжал плясать на ней. Она, словно под гипнозом, наблюдала за ним, ожидая, куда упадет он на этот раз.

Луч поиграл на ее все еще прикрытых грудях, голом животе, промежности... И ударил ей прямо в глаза. Она зажмурилась, матрац просел, и затянутое в джинсы бедро коснулось ее собственного. Дин уронил фонарик на кровать.

– Начнем отсюда, – пробормотал он.

Его дыхание овеяло ее щеку, когда он нагнул голову, чтобы завладеть ее губами. И она забылась в самом безумном поцелуе из всех, которые пришлось до сих пор испытать: сначала нежном, потом неистовом. Дин дразнил и мучил, требовал и соблазнял. Она попыталась обнять его, но он отстранился.

– Больше этого не делай, – хрипло выдохнул он. – Я все вижу насквозь, тебя и твои фокусы.

Ее фокусы?

– Ты намерена любым способом отвлечь меня, по ничего не выйдет.

Он стащил с нее футболку, отбросил в сторону, оставив только трусики, после чего вновь включил фонарик и осветил ее груди. Она решила, что иметь второй размер не так уж и плохо. По крайней мере эти самые штучки второго размера задорно торчали вверх, готовые ко всему, что их ждет.

А именно – его губы.

Голая мужская грудь терлась о ее ребра все то время, пока он сосал ее. Пальцы Блу судорожно впивались в матрац. Он не торопился, лаская ее губами, языком и изредка покусывая, пока напряжение не стало невыносимым. Блу оттолкнула его голову.

– Ты так легко не отделаешься,– прошептал он, обжигая горячим дыханием ее влажную плоть. Подцепив трусики большими пальцами, он отбросил их и встал. Забытый фонарик закатился под простыню, поэтому она не видела, что скрывалось под джинсами. Она потянулась было к фонарику, но отдернула руку. Он всегда был объектом женского желания. Это за ним гонялись. Ему бросались на шею. Пусть теперь угождает ей!

Она сунула руку под простыню и выключила фонарик. Кибитка погрузилась во мрак. Новизна этой эротической игры лишала ее сил почти как его ласки. Но темнота означала также, что нужно сделать все возможное, чтобы Дин помнил: он имеет дело с Блу Бейли. Не с какой-то безликой женщиной.

– Удачи, – выдавила она. – Меньше, чем командой из двух человек меня не ублажить.

– Вероятно, в твоих грязных снах.

Ее джинсы мягко шлепнулись на пол.

– Интересно, где этот фонарик?

Дин начал ощупью искать фонарик, включил и снова вытащил из-под простыни, после чего медленно провел лучом по ее обнаженному телу. От грудей к животу и ниже. И остановился.

– Откройся, милая, – тихо попросил он. – Дай мне взглянуть.

Это было уж слишком, и она едва не разлетелась вдребезги. Он развел ее несопротивляющиеся бедра, и холодный пластик фонарика оледенил их внутреннюю сторону.

– Само совершенство, – прошептал он, наглядевшись вволю.

И после этого были одни ощущения. Пальцы, разделявшие складки и проникшие внутрь. Ищущие губы. Ее собственные руки, исследующие все, чего она так долго хотела коснуться, погладить и взвесить на ладони.

Ее маленькое тело приняло его. Приняло с усилием. Но он все же наполнил ее.

Нежный мускус и шероховатый бархат.

Они двигались в унисон.

Фонарик упал на пол.

Он вошел глубоко, вышел и снова вошел.

Она изгибалась, требовала, отвечала выпадом на выпад... и наконец сдалась.

Заниматься любовью без санитарных удобств в доме было далеко не так романтично, как казалось раньше.

– Интересно, как обходились пионеры? – пожаловалась она. – Мне нужно в ванную.

– Воспользуемся твоей футболкой. Завтра сможешь ее сжечь. Пожалуйста, Господи.

– Если скажешь еще хоть слово о моей футболке...

– Давай ее сюда.

– Эй, смотри, куда...

Она задохнулась, когда он крайне изобретательно использовал ее футболку.

Второй раз ей тоже не удалось оказаться наверху, зато на третий она сумела изменить расстановку сил. Вернее, поскольку завладела фонариком, то и вообразила, что сумела изменить расстановку сил. Но, по правде говоря, в голове стоял туман, и теперь уже трудно было понять, кто кого ублажает и на чьей стороне перевес. Одно было ясно: больше ей не дразнить его песенкой «Автогонщик».

Они задремали. Ее узкая кровать в глубине кибитки была слишком коротка для Дина, но он все равно остался и спал, обняв ее за плечи.

Блу проснулась очень рано и перелезла через Дина, стараясь не разбудить. Повинуясь приливу непрошеной нежности, она на секунду задержалась, чтобы еще раз посмотреть на него. Утренний свет омывал его спину, выхватывая из полумрака бугры мышц и гребни сухожилий. Всю свою жизнь ей приходилось довольствоваться вторым сортом. Но не прошлой ночью.

Она подхватила одежду и направилась к дому, где потратила считанные минуты на душ и туалет. Натянула джинсы и футболку и сунула в карман кое-какие вещи, без которых не могла обойтись.

Выйдя во двор, она глянула в сторону кибитки. Странно, но Дин оказался тем бескорыстным и дерзким любовником, о котором она всегда мечтала.

Блу ни на секунду не жалела о прошедшей ночи. Но теперь мечтам пришел конец.

Она вывела из сарая велосипед поменьше и выехала на шоссе. Каждый холм казался горой, и задолго до того, как она подъехала к городу, легкие уже горели от недостатка воздуха. К тому времени, как она поднялась на последнюю вершину и стала спускаться в Гаррисон, ноги превратились в переваренные макаронины.

Нита Гаррисон, как выяснилось, тоже была ранней пташкой. Блу стояла в ее захламленной кухне, наблюдая, как Нита брезгливо тычет пальцем в кнопки вафельницы.

– Я беру четыреста долларов за холст размером три на три фута, – объявила Блу. – Задаток – двести долларов и прямо сегодня. Торговля неуместна.

– Дешевка! – отмахнулась Нита – Я была готова заплатить куда больше.

– Кроме того, на время работы вы обязуетесь предоставлять мне стол и кров, – добавила Блу, стараясь не думать о цыганской кибитке – Мне нужно получше узнать Танго, чтобы отразить его истинный характер.

Танго приподнял опущенное веко и уставился на нее подслеповатым глазом.

Нита резко повернула голову, и Блу испугалась, что парик сейчас слетит.

– Хочешь жить здесь? В моем доме?

Блу меньше всего хотела жить в этом ужасном доме, но делать было нечего, особенно после того, что произошло.

– Это лучший способ написать достойный портрет.