Читать книгу "Голубое сало - Владимир Сорокин"

В нем стоит шестнадцатилетняя еврейская девушка невероятной, ослепительной красоты. От ее божественного тела исходит чудовищная вонь. Отец касается концом трости ее пупка, и девушка, как заведенная кукла, открывает рот и механически повторяет одну фразу:

– Ферфолан дер ганце постройке… ферфолан дер ганце постройке…

– Это тебе не гоем шикса, – шепчет отец Иосифу и концом трости теребит соски на небольшой груди девушки. – Тягай ее у шлафенциммер, зуслик, с ней пойдет не потский разговор, шоб я стал шикер и ганеф!

Иосиф, цепенея от ужаса, отдается девушке на кровати родителей.

– Йося, ты вже торопишься, – улыбается полная белолицая мать, кладя ему на лоб смоченный водкой носовой платок. – Так киндермахен делают только неумные люди.

– Мама, ну я не знаю что, ну оставьте его в покое! – истерично кричит сестра, поднося к своим глазам два медных шара от кровати и отражаясь в них.

– Ферфолан дер ганце постройке… – повторяет девушка, насилуя Иосифа.

Стальные руки ее, сжимаясь, ломают ему ребра.

– Ты давно у меня не снимался, зуслик, – грустно улыбается отец.

– Будить динозавра… – пробормотал Иосиф и пнул кусок льда.

Лед отлетел на проезжую часть набережной. Иосиф побежал.

– Будить динозавра… будить динозавра… – бормотал он, шмыгая носом.

Ему захотелось помочиться. Он остановился, расстегнул пальто и брюки и с наслаждением пустил теплую струю мочи на тротуар.

– И как же тебе не совестно? – спросила прошедшая мимо старушка.

– Все немного волхвы… – Иосиф до слез в глазах смотрел на свою исходящую паром мочу.

Школьник с большим ранцем кинул ему в спину снежок.

Иосиф побежал дальше, не застегнувшись. Его тупоносые ботинки шлепали по лужам. Люди, дома и улицы мелькали в его выпученных глазах.

Он остановился только наверху Воробьевых гор. За его спиной возвышалась громада МГУ, а перед ним простиралась Москва.

– Пила свое вино… – задыхаясь, пробормотал он и прижал пылающую щеку к гранитному парапету смотровой площадки.

Гранит медленно дышал, как каменный слон. Иосифу захотелось стать гранитным деревом и скрежетать тяжелыми словами. Пронизанный солнцем воздух пах медными шарами от кровати. Земля была плоской и соленой от человеческой мочи.

– Готовя дно… – прошептал Иосиф в гранит и вдруг почувствовал, как черное яйцо лопнуло в его желудке.

Он поднял голову и посмотрел на Москву. Она сложилась, как карточный домик. Тысячи обжигающих рук впились в тело Иосифа и потянули его во все стороны. Резиновым одеялом он растягивался над Россией. В голове его пела божественная пустота.

– О це цоца первоцоца! – тает отец.

– Йося, ты вже выпил свое молоко? – распадается на молекулы мать.

Ненавистный звон маленького позолоченного будильника, медный бой напольных часов в гостиной и сразу – далекий, тяжко ниспадающий перезвон Спасской башни:

– Веста Иосифовна, восемь часов.

Веста открыла глаза. Стройная, тонко пахнущая кёльнской водой гувернантка в зеленом платье и белой пелерине склонилась над ней, осторожно откинула одеяло.

– Уа-а-а-а-ау! – потянулась Веста, переворачиваясь на спину. – Васька встал?

– Уже кофе пьет. – Мягкие руки гувернантки помогли ей сесть, сняли с полусонного теплого тела тончайшей выделки ночную рубашку, возникли с розовым, предварительно подогретым махровым халатом.

Голая Веста встала, подставила руки под теплые рукава, зевнула и наступила босой ногой на толстую книгу, которую читала до двух ночи, – De Sade “La Nouvelle Justine ou les Malheurs de la Vertu”.

– Скучно, – пнула Веста книгу и протянула ногу опустившейся на колено гувернантке.

Узкие спортивные тапочки приятно стянули ступни. Не запахивая халата, Веста прошла в просторную ванную комнату, глянула в большое зеркало, провела пальцем по черным бровям, тронула язык и мазнула по зеркалу.

Гувернантка вошла, положила на унитаз подогретый круг.

Веста откинула полу халата, села на унитаз. Гувернантка встала рядом:

– Про что сегодня, Веста Иосифовна?

– Давай… – зевнула Веста, – про угольную кучу.

Струя ее мочи зажурчала в стояке унитаза.

– Ну, дом у нас был четырехэтажный, а во дворе во внутреннем такая была большая угольная куча. Мне она казалась вообще горой какой-то. Выйду, бывало, с нянькой, посмотрю на нее – страшно как-то…

– Почему? – Веста гладила и рассматривала свои смуглые колени.

– Большая потому что, черная. И шлаком перегорелым пахнет. Кисловатый такой запах. Вот. Ну, и жил у нас на втором этаже паренек, года на четыре меня постарше. Витюша. Толстенький такой, аккуратный. Отец у него в акционерном обществе “Россия” служил. И однажды зимой, уже темнеть начало, мы с этим Витюшей из школы вместе возвращались.

– Сколько тебе лет было?

– Лет восемь. А ему – двенадцать. И он мне говорит – пошли во двор, я тебе Эверест покажу. Зашли. Он меня за кучу завел и показывает – вот Эверест. А куча и впрямь как гора, снегом покрыта. А он тут меня в грудь – толк! Я на кучу упала, а он – на меня. Залез мне под шубку рукой, рейтузы оттянул, схватил за письку…

– А ты? – слабо закряхтела Веста, вцепившись пальцами в колени.

– А я лежу под ним, не знаю, что делать. А он письку мне тискает. Тискал, тискал, потом встал и говорит – никому не рассказывай, а то в письке вши заведутся.

– А ты? – выпустила газы Веста.

– А я заплакала да и домой пошла. А через год его папаша елку устроил, ну и…

– Молчи… – напряженно выдохнула Веста, и ее кал стал падать в воду.

Горничная смолкла, отмотала от рулона туалетной бумаги недлинную полосу, сложила пополам. Веста снова выпустила газы. Легкий запах кала пошел от нее. Она выдавила из себя последнюю порцию и со вздохом облегчения встала. Горничная сноровисто подтерла ей оттопыренный упругий зад, кинула бумагу в унитаз, закрыла крышку, потянула никелированную ручку. Забурлила вода, Веста присела на биде. Горничная подмыла ее, затем помогла почистить зубы, расчесала и заплела косу. Душ Веста утром никогда не принимала. Одевшись в коричневое школьное платье, с комсомольским значком на черном переднике, она вошла в столовую. Василий сидел за овальным столом, в синей школьной форме с желтыми латунными пуговицами, пил кофе и читал брошюру Рено де Жувенеля “Тито – главарь предателей”.

– Salut, Vassili. – Веста села напротив, взяла из вазы очищенный апельсин. – Toujours en forme, hein?

– Здорово, – не отрываясь от книги, пробормотал Василий.

– Чего читаем?

– Хуйню. – Он допил кофе и сделал знак слуге. – Политпросвет сегодня.