Читать книгу "Брачный вопрос ребром - Елена Логунова"

Молчание.

– Так я вас разочарую, речь шла об ожерелье моей прародительницы, не настолько древней, как скифы, а о Сане с пекторалью я узнала только сейчас.

– Люсенька, ты правда думаешь, что теперь тебя отпустят подобру-поздорову? – с ласковой жалостью, как к убогой, обратился ко мне мой здравый смысл.

– Покажи ожерелье прародительницы, – немного помолчав, потребовал меценат и коллекционер.

– Легко! У меня в сумке мобильник, в мобильнике фотографии, откройте и посмотрите.

– Где ее сумка, Борян?

– Наверху осталась, сейчас принесу! – Шкафообразный дядя с мальчишеской резвостью умчался прочь, чтобы вернуться буквально через минуту. – Вот!

Брезгливо морщась, Малороднов покопался в моей сумке, извлек мобильник и, пробормотав: «Боже мой, «Сколько пропущенных звонков!», с интересом рассмотрел фотографии моих бриллиантов.

– Однако… О! Прекрасно!

– Что-то мне подсказывает, что эти прекрасные бриллианты станут ценой твоей жизни, – с тоской молвил мой здравый смысл. – Это в лучшем случае. В худшем злой дядя-коллекционер заставит тебя отдать ему прабабушкины цацки, а потом тихо прикопает тебя где-нибудь в лесополосе.

– Не хочу в лесополосе! – возмутилась я вслух, и Маня так вздрогнула, что ножки ее стула застучали в пол, как живые.

Или это дом затрясся?

С низкого потолка снежком посыпалась побелка.

– Неужто землетрясение?! – с надеждой поднял голову мой природный авантюризм.

А над нашими головами уже хлопало, топало и гремело. Шумно рухнула и корабликом с крутой волны скатилась по лестнице дверь, загрохотали по ступеням крепкие ноги в армейских ботинках.

В силу излишне тесной близости со стулом мобильность у меня была минимальная, обзор соответствующий, да еще народ вокруг заметался, как ураганом подхваченный, так что я предпочла не нервировать себя сборкой пазла из обрывочных картинок и просто закрыла глаза, втянув голову в плечи и от души надеясь, что в суматохе в меня не прилетит что-нибудь тяжелое.

– Хотя в этом была бы некая кармическая справедливость и сюжетная завершенность, ведь сама ты уже не раз била людей по головам, – начал мой здравый смысл, но его грубо перебили:

– Люся!

Я осторожно открыла один глаз, удивилась и широко распахнула оба:

– Ты ли это, Караваев?!

Идеальная льняная рубашка была позабыта-позаброшена. Ныне чей-то идеальный мужчина щеголял костюмом в стиле милитари, включающим даже бронежилет и шлем.

Я опустила взгляд, чтобы проверить, не сжимают ли его руки какой-нибудь подходящий огнестрельный аксессуар, но нет, лапы Караваева были свободны, и он устремил их к моим плечам, дабы потрясти меня вместе со стулом. И еще со словами:

– Какая же ты, Люся, дура!

– Да, это точно ты, Караваев! – признала я обиженно.

А наверху уже орали истошно и жалобно, прямо-таки с подвыванием:

– Лю-у-уся! Лю-у-у-у-уся!

– Это Эмма, Петрик и Брэд, который Питт, их не пускали за оцепление, потому что у них нет бронежилетов, спецподготовки и хороших знакомых в ОМОНе, – скороговоркой объяснил мне Караваев, пиля мои путы страшноватого вида ножом.

– Зато у тебя есть все, кроме такта. – Едва моя правая рука освободилась, я ткнула пальцем в бронированную грудь Караваева. – Ты еще не извинился за прошлые грехи и уже успел назвать меня дурой!

– Ой, ду-у-ура! – хором простонали мои внутренние голоса.

– Люся! – по голосу я не поняла, смеется мой собеседник или плачет. – Если я прямо сейчас начну каяться во всех своих грехах, мы умрем от старости в этом подвале! Ты хочешь этого?

– Э, нет, я не хочу умирать, – спохватилась я.

– Отлично. – Покончив с путами, Караваев подхватил меня на руки и понес сквозь дым и гарь поля брани, в которое превратился дом. Впрочем, в ином состоянии я этот дом толком и не увидела.

– Но до смерти хочу знать, какова твоя роль во всей этой истории! – добавила я к сказанному ранее уже на пороге.

А потом на меня налетели три вопящие фурии, и я даже не заметила, как оказалась в салоне знакомой «бэхи» в тесном окружении набившихся туда же друзей (это Петрик), родных (это Эмма), домашних любимцев (это Брэд Питт) и добрых знакомых, к числу которых скрепя сердце отнесла водителя Костю, потому что на сей раз он мне улыбался.

К какой категории персон мужского пола отнести Караваева, я все еще не знала.

– Потому что идиотка! – ласково припечатал мой здравый смысл.

Криминальные личности ввели меня в заблуждение – историческая встреча в подвале происходила не утром, а поздно вечером. За ним последовала поистине бурная ночь.

Сначала меня отвезли в больницу, откуда я через час вырвалась с боем, потом в круглосуточное кафе «Горпиццы», где я на нервной почве сожрала тонну выпечки, а потом еще в казенный дом, где я долго рассказывала свою историю суровым, чисто выбритым мужчинам с короткими стрижками. Все это время Караваев, Эмма, Петрик и пес меня сопровождали, отчего наши перемещения в пространстве живо напоминали мне переезды бродячего цирка с клоунами и дрессированными животными.

Наконец на рассвете, бережно поддерживаемая под локотки Караваевым с одной стороны и братцем с другой (Петрик а-ля верный паж шествовал сзади, за неимением шлейфа неся мою сумку, а Брэд Питт замыкал процессию), я вышла на крыльцо казенного дома. Уважительно поцокала, ознакомившись со строгой вывеской на фасаде гранитного дома с колоннами, потом зевнула и изъявила монаршью волю:

– А теперь – все в постель!

– Все?! – шокировался Караваев. – Ну нет, я так не согласен!

– Тогда тебя вычеркиваем, – согласилась я. – Народ, серьезно, я умираю как спать хочу, доставьте меня уже к какой-нибудь кроватке, пожалуйста!

А в процессе доставки я уснула. Как говорят монтажеры видео – ушла в черное.

Так что красивого и законченного финала у кино не получилось.

Проснулась я в своей кроватке. Одна. Не только в кроватке одна, но и вообще в квартире, иначе милосердный Петрик прервал бы мучения вопящего телефона в прихожей.

Я выползла к аппарату, сняла трубку и даже не удивилась, услышав голос Тигровны:

– Люся, твою мать, ты куда пропала?!

– Доброе время суток вам, Марет Игоревна, – пробормотала я, кося не полностью открывшимся глазом в сторону кухни, где вроде как светлело окно.

Что у нас сейчас – утро? День? Другой день?

– Тамбовский волк тебе, Люся, добрый! – заявила главредша. – А я злая! Я очень злая, потому что это же просто безобразие какое-то, права Вера Степановна, наши журналисты разболтались и потеряли всякое представление о трудовой и финансовой дисциплине!