Читать книгу "Нового Времени не было. Эссе по симметричной антропологии - Брюно Латур"

Как могли бы машины угрожать anthropos’у! Он создал их, он вложил в них самого себя, он наделил их составные части подобием со своими собственными членами, свое собственное тело он конструирует вместе с ними. Каким образом могли бы ему угрожать объекты? Все они представляли собой квазисубъекты, циркулирующие внутри коллектива, который они тем самым очерчивали. Он точно так же сделан из них, как они сделаны из него. Именно умножая вещи, anthropos получил свое определение. Каким образом его могла бы обмануть политика? Она является его собственным созданием, рекомбинируя коллектив за счет постоянных споров о представительстве, позволяющих ему в каждый момент сказать о том, что он есть и чего он хочет. Каким образом его могла бы помрачить религия? Именно за счет религии он соединяется со всеми подобными себе, именно благодаря религии он опознает себя в качестве присутствующего в высказываниях. Каким образом им могла бы манипулировать экономика? Его временная форма неопределима без циркуляции товаров и обязательств, без непрерывного пересоздания социальных связей, которые мы сплетаем благодаря существованию вещей. И вот он — делегированный, опосредованный, пересозданный, передавший себя, высказавший себя, неустранимый — се человек. Откуда же исходит угроза? Частично от тех, кто хочет редуцировать его до какой-то одной сущности, и кто, презирая вещи, объекты, машины, социальное, отрезая все делегирование и всех посланников, конструируя его через заполнение гладких и полных поверхностей, смешивая все возможные направления, — делает из гуманизма хрупкую и драгоценную вещь, которую готовы раздавить природа, общество или Бог.

Нововременные гуманисты являются редукционистами, поскольку они пытаются приписать действие только определенному количеству властных инстанций, закрепляя за всем остальным миром лишь функции простых посредников или простых бессловесных сил. Перераспределяя это действие между всеми медиаторами, мы — и это действительно так — теряем редуцированную форму человека, но получаем вместо нее другую, которую следовало бы назвать нередуцируемой. Человек находится в самом делегировании, в переходе, в передаче, в непрерывном обмене форм. Конечно, он не является вещью, но вещи также не являются вещами. Конечно, он не является товаром, но товар это также не товар. Конечно, он не является машиной, но тот, кто видел машины, знает, насколько немашинально они действую. Конечно, он не от мира сего, но и этот мир тоже не от мира сего. Конечно он не в Боге, но какое отношение существует между горним Богом и тем, который, как следовало бы сказать, находится внизу? Гуманизм может сохраниться только в том случае, если будет разделен между всеми своими посланниками. Человеческая природа — это совокупность ее делегатов и представителей, фигур и посланников. Это симметричная всеобщность, которая ценна не меньше, чем дважды асимметричная всеобщность нововременных. Эта новая позиция, смещенная относительно позиции субъекта/общества, теперь должна быть гарантирована улучшенной Конституцией.

Ненововременная конституция

На протяжении всей этой книги я просто восстанавливал симмет рию между двумя ветвями правления — правлением вещей, которое я назвал «наукой» и «техникой», и правлением людей. Я показал также, почему разделение властей между двумя ветвями не могло больше, после того как оно допустило распространение гибридов, достойным образом представлять это новое третье сословие. Суждение о Конституции может быть вынесено на основании тех гарантий, которые она предоставляет. Как мы помним, Конституция Нового Времени включала четыре гарантии, обретающие смысл только в том случае, если мы берем их все вместе, но при условии, что они будут оставаться строго отделенными друг от друга. Первая гарантия обеспечивала природе ее трансцендентальное измерение, делая ее отличной от структуры общества, — в противоположность той непрерывной связи между естественным порядком и социальным строем, которая существовала у донововременных. Вторая обеспечивала обществу его имманентное измерение, делая его граждан абсолютно свободными в том, что касается его искусственной реконструкции, — в противоположность непрерывной связи, существующей между социальным строем и естественным порядком, которая не давала донововременным возможности изменить одно, не изменяя при этом другого. Но поскольку это двойное разделение на практике позволяло как мобилизовать и сконструировать природу, — ставшую имманентной посредством мобилизации и конструирования, — так и, наоборот, сделать устойчивым и стабильным общество, которое стало трансцендентным благодаря вовлечению все более многочисленных нечеловеков, — третья гарантия делала возможной разведение этих двух ветвей правления: даже будучи мобилизируемой и сконструированной, природа будет оставаться лишенной связи с обществом, которое, в свою очередь, будучи трансцендентным и поддерживаемым вещами, уже не будет иметь никакой связи с природой. Иначе говоря, квазиобъекты окажутся официально исключены — можем ли мы сказать, что на их существование будет наложен запрет? — а сети перевода уйдут в подполье, создавая для работы очищения противовес, который, однако, будет по-прежнему мыслиться и прослеживаться, — пока постмодернисты совершенно его не уничтожат. Четвертая гарантия — гарантия отграниченного Бога — позволила стабилизировать этот дуалистический и асимметричный механизм, сделав Бога арбитром, правда, отсутствующим и лишенным власти.

Для того чтобы создать набросок ненововременной Конституции, достаточно принять в расчет то, что нововременная Конституция оставила в стороне, и отсортировать гарантии, которые мы хотели бы сохранить. Мы взяли на себя обязательство дать представительство квазиобъектам. Таким образом, именно третью гарантию современной Конституции надо отменить, поскольку именно она препятствует осуществлению их непрерывного анализа. Природа и общество являются не двумя различными полюсами, а единым производством обществ — природ, коллективов. Таким образом, первой гарантией становится неразделимость квазиобъектов, квазисубъектов. Любое понятие, любая институция, любая практика, которая мешает непрерывному развертыванию коллективов и их экспериментированию с гибридами, будут признаны нами опасными, вредными и, если уж говорить начистоту, аморальными. Работа медиации становится центром двойной власти — природной и социальной. Сети выходят из подполья. Срединная Империя получает свое представительство. Третье сословие, которое было ничем, стало всем.

Однако, как я уже говорил, мы не желаем снова стать до-нововременными. Неразделимость природ и обществ имела тот недостаток, что было невозможным осуществлять экспериментирование в большом масштабе, поскольку любая трансформация природы во всех аспектах должна была согласовываться с социальными трансформациями, и наоборот. Итак, мы хотим сохранить главное изобретение Нового Времени: отделимость природы, которую никто не конституировал, — то есть трансцендентность, и свободу маневра для общества, которое является нашим собственным созданием, — то есть имманентность. Тем не менее мы не хотим унаследовать подпольный характер существования обратного механизма, который позволяет конструировать природу — имманентность — и твердо стабилизировать общество — трансцендентность.

Итак, мы можем сохранить две первые гарантии прежней Конституции, не сохраняя столь заметную сегодня двойственность ее третьей гарантии. Трансцендентность природы, ее объективность, или имманентность общества, его субъективность, в противоположность тому, что утверждает Конституция Нового Времени, происходят из работы медиации независимо от их разделения между природой и обществом. Работа по производству природы или производству общества происходит из длительного и необратимого исполнения общей работы делегирования и перевода. В конечном счете действительно существует природа, которую мы не создавали, и общество, которое мы можем изменить; действительно существуют бесспорные научные факты и субъекты права, но они становятся двумя следствиями практики, теперь видимой в своей непрерывности, вместо того чтобы быть далекими и противостоящими друг другу причинами невидимой практики Нового Времени (медиации), которая их отрицает. Наша вторая гарантия позволяет, таким образом, заново использовать две первые гарантии нововременной Конституции, но уже не разделяя их. Любые понятия, любые институции, любые практики, которые будут затруднять постепенную объективизацию природы — превращение ее в черный ящик — и вместе с тем субъекти-визацию общества — свободу маневра, — мы признаем вредными, опасными и, попросту говоря, аморальными. Без этой второй гарантии сети, высвобожденные первой гарантией, сохранили бы свой дикий и подпольный характер. Люди Нового Времени не ошибались, стремясь к объективным нечеловекам и свободным обществам. Единственно, в чем они были неправы, так это в своей уверенности, что такое двойное производство требовало абсолютного различия между двумя результатами и постоянного сокрытия работы медиации, осуществляющейся между ними.