Читать книгу "Лето Виктора Цоя - Юрий Айзеншпис"

Из оперативной сводки Латвийской Госавтоинспекции от 15 августа 1990 года

Столкновение автомобиля «Москвич-2141» белого цвета с московскими номерами (цифры неразборчивы из-за повреждений номерных знаков) с рейсовым автобусом «Икарус-280» произошло в 12 часов 15 августа на 35-м километре трассы Слока-Талси у поворота на Тукумс. Автомобиль «М-2141» двигался по трассе со скоростью не менее 130 км/ч, и водитель – гражданин Цой Виктор Робертович – не справился с управлением. Смерть Цоя В. Р. наступила мгновенно, водитель автобуса не пострадал.

Из результатов патолого-анатомического анализа

специальной группы Латвийского республиканского бюро судебно-медицинской экспертизы, г.

Рига, 20 августа 1990 года:

Цой В. Р. был абсолютно трезв накануне трагической гибели. Во всяком случае, он не употреблял алкоголь в течение последних 48 часов до смерти. Анализ клеток мозга свидетельствует о том, что он уснул, вероятно от переутомления.

Воспоминания об этом дождливом и проклятом дне навсегда засели в моей памяти. Около трех часов дня мне позвонила Наташа Разлогова, звонила она из отделения связи, расположенного недалеко от хутора. Ее голос был мертвый: «У нас несчастье…». Две недели назад такой же ее звонок сообщил мне, что у хозяина хутора утонул сын. Несчастье, конечно, но оно в первую очередь касалось его родителей. И вот теперь другое несчастье очень сильно коснулось меня. Да так коснулось, что я на несколько минут просто потерял дар речи. Глупая шутка, дурацкая ошибка или страшная… Оказалось – правда.

Наташа отправилась на место аварии, потом перезвонила снова с просьбой организовать вывоз тела в Питер. Какие могут быть просьбы?! В Прибалтику по моему сигналу поехали администраторы, мы же с Дмитрием Шавыриным, ведущим ЗД в «МК», собрались вылететь в Питер. Но билетов туда просто не было, и никакие связи, именуемые в народе «блатом», не помогли. И мы отправились в Питер на машинах. ГАИ будто чувствовало, что мы очень спешим, и не замечало нашей сумасшедшей гонки. Через 8 часов мы уже въезжали в ворота дворика Ленинградского рок-клуба на Рубинштейна, 13.

…Вот уже две ночи поклонники поминают своего кумира. Тихо под гитару поют Витины песни, плачут. А люди все идут и идут к его портрету, причем не только молодые, но и те, кому уже давно за 40! Президент рок-клуба Коля Михайлов весь в растерянности. С одной стороны, необходимо учесть пожелания родственников, с другой – многотысячной армии фэнов. Ходили в мэрию, добивались нормального кладбища. Иногда на нас смотрели удивленно: а кто это? Несмотря на субботу, в Ленсовете получили разрешение на захоронение на одном из лучших кладбищ города. Нашли место, почти как у Высоцкого. Чтобы к могиле был открыт доступ большого количества людей. Но главный вопрос оставался: как избежать эксцессов во время похорон? Музыканты «Кино» собрались вечером в студии ЛенТВ и в прямом эфире обратились к своим поклонникам. Это было правильным решением в той взрывоопасной ситуации. Также мы пошли на маленькую хитрость – объявили, что захоронение состоится в 12 дня, а на самом деле это печальное действо произошло в 10 утра. На него собралось не более 30–40 человек – лишь самые близкие.

А к Богословскому кладбищу уже двигались колонны людей, наверное, не один километр. По пути – церемония возложения цветов на кучи угля у ворот кочегарки, которую все слушатели «Кино» знали как «камчатку». Тысячи людей молча ожидают, пока родственники и близкие прощаются с Виктором. Ни одной попытки прорваться через кордон. Причем вовсе не милиция, а ребята из рок-клуба сдерживают десятки тысяч фэнов. Первыми цветы на могилу кладут Андрей Макаревич, всего на полчаса прилетевший в Ленинград (у «Машины» идут концерты в Москве), Артем Троицкий, Джоанна Стингрей, Сергей Курехин, Костя Кинчев…

Питер плакал с раннего утра, когда начал накрапывать дождь. Он прекратился всего на двадцать минут, когда гроб опускали в могилу, а затем хлынул с полной силой. Говорят, что проливной дождь во время похорон – доброе предзнаменование, что память об этом человеке будет сохранена навечно. Ну, если и не навечно, то надолго. А ведь накануне стояла такая жара… «Закрой за мной дверь, я ухожу», – пел Витя на своем последнем в жизни концерте в Лужниках. И он сдержал обещание. Всю ночь под питерским небом звучали песни Цоя – за 28 лет их написано более трехсот. У Исаакия и на Невском, у Петропавловки и на Лиговке, у кладбища и в рок-клубе. Ленинград прощался с Цоем… Прощался с Цоем и я.

Первые два года после его смерти я еще навещал место захоронения друга и компаньона, потом как-то все некогда было. Может, оно и плохо, но я не думаю, что могила должна отождествляться с некогда живым человеком. Тем более это неправильно в случае с Виктором, он ведь оставил после себя столько песен, ну а лично мне еще и воспоминания о прекрасных днях нашего знакомства, за которое я так благодарен судьбе.

Смерть есть смерть, и в случае с Виктором она казалась достаточно банальной – то ли уснул за рулем, то ли не справился с управлением. Это ничего не меняет. Не всех устроили такие простые версии, и стали появляться слухи один нелепее другого, вплоть до покушения. Думаю, это полная ерунда.

Витины родственники – большое спасибо им – позволили мне познакомиться с семейным архивом и разрешили использовать редчайшие фотографии в «МК», что было сделано в специальном выпуске «Звуковой дорожки». Там же опубликовали и последнее интервью Цоя. Теперь мне предстояло выполнить обещание, данное Виктором своим фанатам на последнем концерте в БСА – до конца 1990 года выпустить пластинку. Названия у нее не было, и в народе ее называли по-разному: и «Памяти Виктора Цоя», и «Солнце мое, взгляни на меня», и «Черный альбом». Последнее за ним и закрепилось. По результатам опроса газеты «Московский комсомолец» его назвали лучшей пластинкой 1990 года. Фанаты авансом дали ему первое место, хотя ко дню завершения анкетирования… не слышали ни одной песни. Да и немудрено: материал хранился в глубочайшей тайне, вдали от ушей и глаз. Диск вышел в свет с траурным дизайном – без единой надписи, с фотографией-окном на абсолютно черном конверте.

Чтобы выпустить в свет добротный продукт, требовалось немало средств, и мне пришлось взять кредит в размере 5 млн рублей (более миллиона долларов) в Черемушкинском отделении МИБа. Это оказалось совсем не просто, требовались серьезные поручители, которые поверили бы в мою идею. Их нашлось несколько. Через Александра Гафина, нынешнего вице-президента Альфа-Банка, я познакомился с главой одного из обществ ветеранов Афганистана, которые и помогли с гарантиями под кредит. Еще поверили в мой проект приятели-коммерсанты, заложившие основные средства одного своих заводов. Сильно помог мне и Сергей Козлов, впоследствии ставший одним из замминистров.

Работа предстояла кропотливой, ведь в наличии оказались лишь черновые записи. Мы арендовали студию в Сокольниках, кстати, там тогда работал Костя Эрнст, помнится, он еще просил меня помочь сделать передачу о Цое. Сведение же делали во Франции, куда нас поехало человек 6 на две недели. В общем, на подготовку к выпуску я потратил около двух месяцев и порядка ста тысяч долларов. Не так уж и много.