Читать книгу "Тольтекское искусство жизни и смерти - Барбара Эмрис"

Во время одного из таких путешествий я влюбился в удивительную женщину – с такой страстью я, пожалуй, еще не любил. Как и многие, она чувствовала, что заблудилась, и была полна решимости отыскать путь к утраченной ясности. Она и представить себе не могла, что ее путешествие уведет ее далеко за пределы уютных иллюзорных представлений о ясности, к тому, чтобы видеть правдиво. Она и вообразить себе не могла, что сама станет мастером. Она и подумать не могла, что однажды ей придется наблюдать, как я умираю – как я умираю сейчас.

Глядя на Эмму в тот первый вечер, я увидел пример ученика, который может в один прекрасный день стать вдохновляющим вестником. Мне хотелось помочь этому пророчеству сбыться, дать ему защиту, которой оно заслуживает, и посмотреть, сможет ли пробудиться хотя бы один из этих сорока. Все они были уже взрослыми. Они созрели физически и умственно. Теперь им пора было совершить прыжок за пределы обыденного мышления, оставить позади себя, насколько смогут, старые шоры и начать видеть истинно.

Думая так и с образом Эммы перед собой, я преисполнился сил. Мне хотелось найти новые способы подтолкнуть здравые умы к тому, что лежит за барьерами рассудка.

* * *

– За гранью рассудка? И ты считал, что это возможно – и, вообще, нужно?

Лала сидела рядом с ним на дереве. Она оседлала толстую ветку и смотрела ему прямо в лицо, глаза в глаза. Ее воздушные юбки покачивались вокруг нее. Она заставила себя войти в сердцевину его видения, попасть на древо жизни. Для этого ей понадобилось приложить невероятные усилия и, прежде всего, совершить нечто весьма неприятное: перестать верить – не только видению, в котором она находилась, но и, что гнуснее всего, самой себе. Никакого сомнения в том, что она реальна, быть никогда не могло, но в этом противостоянии с шаманом ей придется использовать другой подход. Она должна преподнести себя как миф, как действующее лицо его видения. Она должна предстать перед ним как нечто спорное, вступить с ним в поединок и отвоевать его.

– Рассудок – мое царство, – упорно продолжала она, – это одновременно и царство жизни. Он встроен в мозг людей.

– Царству жизни принадлежит все, – спокойно ответил ей Мигель.

Казалось, его ничуть не удивило, что она сидит рядом с ним. Он как будто даже почувствовал облегчение, и это обеспокоило ее. Они не сводили друг с друга глаз, а за ними лениво описывала круги планета Земля. Здесь было очень светло – чересчур светло для нее. Свет разом смывал все искажения, и их ничто не отражало, кроме миража планеты, этого нелепого дерева и их призрачных лиц.

– Ты предпочла бы поговорить где-нибудь в другом месте? – спросил Мигель.

Он перевел взгляд на тени внизу, и она различила там очертания дерева, очень похожего на это, но в другом ландшафте, на который было легче смотреть. Если она хочет победить, то должна действовать на его территории. Пусть он поверит, что все преимущества на его стороне.

– Лучше здесь, – твердо сказала она. – Мне нравится твое… видение.

– Мне тоже, – сказал он, отводя взгляд в бесконечность.

Какое-то время ей казалось, что он уходит от нее. Внимание его переместилось от нее к чему-то для нее невидимому. Наконец он вернулся, очевидно узнав ее лицо и внимательно глядя ей в глаза, как будто и в них ему видна была бесконечность. Она успела забыть, какую страсть когда-то будили в ней эти глаза. Они разжигали странное желание: раствориться, отдать себя. Дрожа, она сосредоточилась на звуке его голоса.

– Тебе понравились мои воспоминания? – спросил он улыбаясь. – События моей жизни прояснили что-нибудь? Пролили на что-нибудь свет?

«Проливать свет», «прояснять». Значит, его оружием будет свет? Свет довольно просто повернуть в другую сторону, преломить, подумала она. Любая субстанция, даже просто намек на субстанцию, сможет отразить его и запустить на другие орбиты. Ее щит – знания, они и будут решать исход. Лала прищурилась, снова переключилась на разговор и улыбнулась ему в ответ.

– Это все иллюзия, – сказала она. – Мы с тобой это понимаем и знаем цену таким иллюзиям.

– И какова же она?

– Иллюзии нужны, чтобы успокоить ум, вдохновить человека. Ведь дон Мигель – мужчина, сын, шаман – захворал.

– Он умирает.

– Тело подвело его, и ум должен к этому приспособиться. Это видение – отступление, способ отдохнуть, и это логично, но мы должны следить за тем, чтобы, удовлетворяя потребности тела, не пойти против логики.

– Мы? – Мигель все еще добродушно улыбался ей, но к его добродушию теперь, похоже, примешивалась ирония. – Нет никаких «нас», любовь моя, – прошептал он. – В теле или без него – я есть. – Он помолчал. – Я есть… Вот и все.

– Пойми меня правильно…

– Нет никаких «нас». Если мой человек выживет, у него не будет времени на эти игры.

«Если мой человек выживет»? Значит, это еще возможно. Лала постаралась побольше сосредоточиться. Она находится в видении шамана и должна играть по его правилам.

– Мы должны… Мы должны пролить свет на то, что слишком долго оставалось без внимания, – рассудительно сказала она. – Нам нужно, как ты говоришь, все прояснить и заключить соглашения.

Мигель молчал.

– Посмотри, что ты вызвал к жизни, чародей, – сказала она, поведя рукой окрест себя. – Какой пейзаж, рай простоты. Тут сидишь ты. А вон там Земля, мать существования, танцует в темноте, как влюбленная.

– А вот ты, – добавил он.

– В твоем раю два дерева – и…

– Тут есть ты.

Она замолчала и посмотрела на него, ожидая, что выражение его лица изменится. Что за бесстрастное видение, почему на него не действуют ее колкости? На лице Мигеля нельзя было прочесть ничего. Его глаза затягивали ее в свою глубину, и ей вдруг захотелось совершить прыжок в нее, чтобы раствориться и забыть себя там. Но, вместо этого, она собралась с духом, чтобы продолжить схватку.

– Два дерева, – повторила она. – Два древа. Разве оба они не приносят плодов? Разве они не плодоносят? И ты, и я – одновременно и творец, и сотворенное. Мой мир и твой – это одно и то же.

Она подождала, но он все молчал.

– Из единственной клетки, – продолжала она, наклоняясь к нему, вопреки своим наработанным инстинктам, – ты создаешь целую вселенную клеток, живое существо. Из единственного высказывания я создаю целую вселенную идей, живое видение. Без этого видения, состоящего из слов и смыслов, любая человеческая вселенная была бы ничем, ничего не смогла бы сделать, осуществить.

Он по-прежнему молчал. Этот человек кого угодно способен вывести из себя.

– Взгляни на два этих дерева – они совершенно одинаково священны и прекрасны! Ты воспринимаешь меня как угрозу? А ведь я – счастливый дар. Угроза же исходит от человечества, произросшего из грядки водорослей. Человечеству предназначено дышать, есть, а потом вымереть – оно же паразит на небесном теле, к которому прицепилось!