Читать книгу "Кремль 2222. Одинцово - Максим Хорсун"

А дальше произошло то, чему Лан так и не нашел объяснения. Возможно, когда вундервафля кувыркалась по стадиону, он просто слишком сильно ударился головой. Возможно, так подействовала на его мозги утечка из поврежденного шамиритового реактора. А, возможно, произошедшее стало следствием какого-то до сего момента неизвестного постапокалиптического эффекта, вроде появления спонтанной аномалии. Перед смотровой щелью вундервафли возникло переливчатое марево. Звуки боя вдруг стали тише, теперь они доносились как будто издалека. Изменилось освещение; иссякло тревожное мерцание пожаров, пространство наполнилось спелым желто-красным светом.

Из мерцающего воздуха вышла рослая фигура, и принадлежала она не человеку.

У него были три пары рук: одна – человеческая, две – механические, но не такие, как у Свалочника, а более легкие и тонкие, с двупалыми кистями, похожими на захват заводского станка.

У него была окладистая борода с сильной проседью.

Один глаз – обыкновенный, глядящий умиротворенно и ласково, второй – светящийся красным объектив в обрамлении хромированного металла.

Его одеждой была темная хламида с капюшоном; поблескивали прикрепленные к ткани непонятные электронные устройства.

Свалочник встрепенулся.

– Апостол! – узнал он шестирукого. – Я ведь убил тебя!

– Еще не пришло наше с тобой время покинуть этот мир, – ответил ему бородач с кроткой улыбкой.

– Прости, учитель, я убил тебя… Прости! – голос Свалочника сильно резонировал, и слова было трудно разобрать.

– Ты – мое любимое дитя, – бородач потянулся к Свалочнику одним из манипуляторов; просунул металлическую клешню через смотровую щель внутрь вундервафли. – Вставай и иди, твоя миссия еще не закончилась. Тебе еще мир спасать.

– Апостол, я пытался, но у меня ничего… – начал было Свалочник, но из клешни шестирукого бородача выдвинулась мощная полая игла, которая тут же с хрустом вонзилась роботочеловеку в грудь. Послышался звук, будто пустую канистру наполняют водой. Свалочник сначала обмяк, а потом задрожал всем телом. Шестирукий выдернул иглу и убрал манипулятор. На Лана он даже не взглянул и не сказал больше ни слова. Снова задрожал воздух, размывая очертания его нелепой фигуры.

Раздался скрежет раздираемого металла. Это Свалочник раздвинул кибернетическими руками сдавившую его раму. Громкий звук над ухом привел Лана в чувство. Оказалось, что спелый и теплый свет иссяк, что снова тревожно пылают пожары, гортанно перекликаются шайны, и воняет дымом.

Свалочник, освободившись, отогнул броневой лист обшивки.

– Нужно уходить, – бросил он ошарашенному Лану.

Лан не стал тратить время на вопросы, типа: «А что это было?», «Мне все привиделось, или как?». Появится когда-нибудь возможность – разберется. Не появится – и ладно, сейчас хватает куда более животрепещущих проблем. Например, в этот момент Лана беспокоило гораздо сильнее, что оба ствола Шестипала молчат.

– Возвращайся к нашим! – крикнул Лан, глядя как Свалочник на четвереньках выбирается из машины. – Найди Мару и Титана! Слышишь? Держись их!

Свалочник, не теряя времени, помчал вперед. Бежал он, опираясь на пальцы манипуляторов и сложив ладони живых рук перед подбородком, как богомол. Пешие шайны, оказавшиеся у него на пути, кинулись в разные стороны. Они не были ни трусами, ни слабаками, но когда на тебя несется непонятно что с механическими конечностями, многочисленными объективами вместо глаз и белым неподвижным лицом, лучше уступить ему дорогу. Свалочник двигался легко, как на свежих батарейках. Он взбежал на кучу щебня, оттуда запрыгнул в окно оплетенной плющами руины и был таков.

Лан вылез из дымящей вундервафли, встряхнул «Ремингтоном». Повсюду были силуэты шайнов, враг окружил перевернутую машину и теперь медленно сжимал кольцо. За пешими порядками выстраивались кавалеристы, их очертания Лан видел сквозь трепет огня, охватившего деревянные обломки катапульт.

– Палыч! Палыч! – позвал Лан. Враг, как ни странно, не стрелял. Ни тебе свиста стрел, ни грохота пистолей. Это было странно и, несомненно, настораживало. Шайны приближались, скаля зубы, словно крысопсы.

А потом Лан нашел Шестипала. Воин из Власихи сидел, прислонившись боком к станине изувеченного камнемета. Из его груди и спины торчало не менее десяти стрел. Шестипал по-прежнему крепко держал одной рукой «Вихрь», второй – «Бизон», а его остекленевший взгляд был направлен в сторону приближающегося неприятеля. Палыч застыл в готовности продолжать бой. Казалось, что он не может смириться с собственной смертью и вот-вот сбросит с себя оцепенение, чтобы вновь обрушиться на врага и обратить его в бегство.

Лан почувствовал себя так, будто его сначала окатили ледяной водой, а потом сняли кожу. Горечь от потери нового, но верного боевого друга смешалась со стыдом от того, что он не успел прийти Палычу на помощь. От того, что в сложившихся обстоятельствах он кинулся помогать Свалочнику, а не молодому бойцу, который самоотверженно защищал чужое поселение, невзирая на былые антипатии.

– Палыч! – отчаянно закричал Лан, в душе питая надежду, что снова произойдет какое-нибудь чудо и Шестипал оживет, как до того воскрес Свалочник.

Но чуда не произошло, и шайны под рев фенакодусов и треск пожаров все теснее сжимали кольцо.

Лан выстрелил дважды, а потом в «Ремингтоне» закончились патроны. Неприятель тут же перешел в стремительную атаку. Лан выхватил меч и только сейчас обратил внимание, что в руках у шайнов в основном – дубинки, обрезки арматуры и копья, которые они держат тупым концом в его сторону.

– Вы серьезно! – его меч запел, и первый недруг, рискнувший приблизиться на расстояние удара, рухнул с рассеченным горлом. – Живым решили взять? – следующий шайн лишился обеих рук по локти. – Выкусите! Я хоть целый день могу мечом махать!

Но на самом деле все было не так. Лан чувствовал себя выжатым, дыхание сбилось. Он вертелся на месте и рубил-рубил-рубил, однако он понимал, что ему не победить. Взгляд останавливался то на Шестипале, который и после смерти как будто рвался ему на помощь, то на Максут-Хане, который холодно взирал с фенакодуса на разыгрывающееся противостояние. Лан начал пропускать удары. Дубинка прошлась вскользь по голове, тупой конец копья угодил в затылок, тяжелый ятаган ударил плашмя поперек спины, арматурный прут хлестнул по ноге чуть выше голенища «берца».

Лан выронил меч и упал на живот. В нос ударил запах вонючей, пропитанной гарью земли и собственной крови. Вражеские войны накрыли его темной волной. Град ударов обрушился со всех сторон. Шайны шипели проклятья, плевались, визжали от восторга или заходились злым смехом. Расправа продолжалась, пока Хан не изрек: «Довольно!»

Конница, возглавляемая Эльчин-беем, прошла сквозь охваченный пожаром поселок. Несколько сотен хмурых, уставших и израненных всадников выстроились широким фронтом перед капищем. На переднем краю просторного пустыря за торчащими из пересушенной земли валунами и старыми пнями, за поваленными идолами Деда, Бабы и прочих Духов засели ополченцы. Многочисленные воронки, отвалы грунта и треклятые арматурные «ежи» намекали на то, что эту территорию не пройти на полном скаку. В ордынских воинов смотрели дула ППШ, винтовок Мосина, трофейных пистолей и фузей; в их же сторону были направлены луки и арбалеты.