Читать книгу "Обмани-Смерть - Жан-Мишель Генассия"

Ллойд Фрейзер был уроженцем Окленда. Жизнь в этом городе очень приятна, так что зря он отправился в кругосветку на двухмачтовом паруснике с шестью каютами, где и растранжирил бо́льшую часть отцовского наследства. «Надо было продолжать плавать между Коралловым морем и Маркизскими островами, пре-миленько зарабатывать на жизнь и не лезть в Индию в надежде на жирный куш!» Морская полиция арестовала Фрейзера за пять кило кокаина, спрятанного на корабельном камбузе. Он клялся, что ничего не знал о наркотиках, скорее всего, порошок перевозил кто-то из туристов. Ллойд вроде бы говорил искренне, но я ему не верил. Не убедил он и судью: тот приговорил его к четырем годам тюрьмы и конфисковал судно в счет штрафа. Выйдя на свободу, Фрейзер и двухсот метров не прошел, как его снова арестовали за просроченный паспорт. Напрасно он протестовал, объяснял, что был в тюрьме и не мог продлить документ. «Придурки заявили, что я незаконно нахожусь на территории страны, и заперли меня, а посольство Новой Зеландии и пальцем не пошевелило, чтобы помочь!» Его исповедь прервал охранник, явившийся, чтобы отвести меня на свидание.

Я увидел молодую женщину в блейзере и серых брюках и не сразу сообразил, кто она.

– Я ваш адвокат Мадхури Капур, назначенный адвокат… – представилась она.

Я не удержался от вопроса:

– Сколько вам лет?

– Будет двадцать пять.

– Уже вели подобные дела?

– Нет, но не беспокойтесь, платить вам не придется.

Мадхури Капур была настроена решительно и оптимистично, смотрела с сочувствием, улыбалась, и я слегка приободрился. Она полдня изучала мое дело, кое-что записала, просмотрела справочники, прецедентные случаи и пришла к выводу, что будет правильно возместить ущерб полицейским, признать вину и договориться с прокурором о меньшем сроке. Лучшего решения не существует – учитывая отягчающие обстоятельства. Можно, конечно, подать жалобу за побои, нанесенные при задержании, но это рискует затянуть процедуру. Адвокат Капур предупредила, что процессы в Индии нередко длятся годами из-за бесконечных обжалований. По большей части все заканчивается разорением либо смертью участников разбирательств.

Мадхури предположила, что суда мне придется ждать не меньше года и под залог меня не выпустят из-за обвинения, выдвинутого в Дели.

– Окажите мне услугу, – попросил я. – Позвоните Виджею Банерджи, он частный детектив, работает в столице. Предупредите его, что я арестован и нуждаюсь в помощи.

Ожидание продлилось несколько бесконечно долгих недель. Новостей я не получал, не появлялась и моя очаровательная защитница. Поняв, что напрасно жду свидания, я решил проконсультироваться у охранников и заключенных. Все как один ответили, что государственные адвокаты всегда так себя ведут: знакомятся с клиентом, а в следующий раз только на суде. Мне, считай, повезло – я встретился с ней до процесса! Полицейский дознаватель, явившийся допросить «злоумышленника», хотел, чтобы я во всех подробностях описал происшествие в ашраме, объяснил, зачем искал человека по имени Алекс и кто он такой. Интересовала его и личность моей спутницы. Поняв, что помогать ему я не намерен, он решил надавить. Сказал, что нежелание сотрудничать подтверждает мою вину. Угрозы не подействовали – я счел за лучшее молчать.

Я сидел в тюремном дворе, прямо на земле, грелся на бледном февральском солнце и думал. Итог получался неутешительный. Поручение Рейнера не выполнено – Алекс не найден. Дину я, скорее всего, потерял на всегда. Сижу в тюрьме, в жутких условиях, без малейшей надежды на помощь. Я перестал быть хозяином собственной жизни, мою участь решит всевластный судья.

Нужно взять себя в руки, не вести себя как жертвенный баран, каковы бы ни были риски. Меня ждут серьезные трудности, но я еще побарахтаюсь, на дно добровольно не пойду.

* * *

На вторую ночь мне представилась возможность пустить в ход благородные принципы. Я снова стал свидетелем изнасилования, жертва – тот же молодой человек – вырывался, кричал от боли, молил, но никто не спешил на выручку. Я заткнул уши – не помогло, сел на циновке и в слабом свете из коридора увидел, что все притворяются спящими.

Как чувствует себя выживший среди убитых? Можно ли сохранять спокойствие, когда других пытают? Каково это – делать вид, что не слышишь воплей отчаяния и мольбы о помощи? Возможно ли всегда изображать безразличие, убеждать себя, что пролитая кровь важна, только если она твоя собственная? Что делать? Молчать? Справиться с четырьмя здоровенными бандитами будет нелегко. В их главаре метр девяносто росту, а весит он килограммов двести, никак не меньше. Охранники «отвернулись», другие арестанты «спят», но это не значит, что можно отступиться. Риск невелик: нос мне уже сломали, а синяки и шишки заживут. Я встал.

– Не идиотничай, Том! – прошипел Ллойд. – Ты что, больной? Они тебя убьют, а я не помогу.

Он попытался схватить меня за ногу, но я увернулся, прошел между циновками и оказался в метре от насильников. Мне не приходилось пускать в ход искусство рукопашного боя, если не считать жаркой стычки в ирландском пабе и еще одной, в бельгийском борделе. Это может показаться странным, но я всегда предпочитал силе умение договориться. Сейчас у меня будет преимущество внезапности, бандитам вряд ли придет в голову, что с ними решил схватиться безоружный одиночка, еще не оправившийся от побоев полицейских. Придется беречь лицо, иначе удар по носу выведет меня из строя. Итак: держать противника на расстоянии, вовсю «качать маятник»[117], чередуя уходы и атаки, а ногами и локтями пользоваться как дубинками. Мне не хватает практики, я не в лучшей форме, но не поступаться же принципами!

Здоровяка я оставлю напоследок. Ударю ногой по яйцам самого высокого, потом локтем в нос коротышку и попытаюсь сразу вырубить третьего хуком в солнечное сплетение. Оставшись без поддержки, вожак сдуется, хотя… Хотя так он потеряет лицо и авторитет. Значит, драки не избежать. Учитывая разницу в росте, это будет бой Давида с Голиафом. Вряд ли мой противник, жирдяй с трясущимся двойным подбородком, окажется очень шустрым, резкий удар по колену может решить дело… если попаду.

Конечно, мой план мог не сработать, но я решил не думать о последствиях. Что будет завтра? Послезавтра? Сколько я продержусь? Мой Джимини Крикет[118] намекал, что еще не поздно дать задний ход: «Эй, Том, ты представляешь, во что превратится твоя жизнь в этой тюрьме?» Он был прав, но я ответил: «Отвали! Я себя в обиду не дам…»