Читать книгу "Черный ветер, белый снег. Новый рассвет национальной идеи - Чарльз Кловер"

Ельцин сумел воспользоваться растущим протестом, и его политическая карьера совершила ошеломляющий взлет. Он был, по сути дела, чистым листом в политике, с гениальным умением воровать лучшие идеи оппонентов, сочетая явно противоречащие друг другу позиции. На какое-то время он ухитрился стать воплощением надежд либеральных диссидентов и поборников прав человека – а также националистов и сторонников жесткой линии, видевших в нем противоядие от коррумпированных геронтократов из Политбюро. Он представал в одно и то же время реформатором и консерватором, националистом и демократом. Этот обкомовец находил общий язык и с люмпенизированной молодежью из провинции, и с рафинированной московской интеллигенцией. Он стал признанным лидером советской оппозиции.

В разгар экономического хаоса Коммунистическую партию постиг удар, какого она не знала за прошедшие семьдесят лет: в марте 1989 года 38 секретарей обкома проиграли выборы на Съезд народных депутатов. Ленин, столкнувшись с таким сопротивлением в декабре 1917 года, разогнал Учредительное собрание. Горбачев не последовал его примеру, он приказал проигравшим уйти.

К тому времени советское общество уже пришло практически к единодушному пониманию: официальная идеология компартии завела страну в тупик. Одни уповали на демократические реформы и постепенное превращение СССР в национальное государство западного типа с рыночной экономикой и демократической политической системой. Другие воспринимали реформы как нечто нежелательное, но неизбежное, и стремились направить эти процессы на сохранение предсказуемого, стабильного и в конечном счете авторитарного государства.

Были и такие, кто видел в реформах опасный скользкий путь к угрозе социального взрыва и предпочел бы перевести стрелки обратно, к сталинской поре, возродить национал-большевизм сталинского типа (вероятно, также и с репрессиями).

Но даже консерваторы видели, что разочарованное до цинизма население уже не воспринимает идеалы коммунизма и для сохранения режима требуются новые источники легитимации, то есть идеологические перемены.

В эту пору на советских кухнях был популярен анекдот – в сущности, реплика из фильма Вуди Аллена «Бананы» о том, как ЦРУ свергает правительство латиноамериканской страны: «Так ЦРУ за революцию или против?» – «ЦРУ никогда не рискует. Одни за, другие против»[291]. Соль анекдота очевидна: подставьте на место ЦРУ КГБ – и перед вами предстанет реальность конца 1980-х. КГБ и верхние эшелоны партии пытались использовать в своей игре все три лагеря – националистов, сторонников демократических реформ и твердолобых коммунистов.

События ускорялись, на вершинах партийной иерархии участились совещания за закрытыми дверями. Всего двадцать лет назад то, что там обсуждалось, сочли бы преступной ересью, за это исключили бы из партии, возможно, отправили бы в лагерь, если не хуже. Но под конец 1980-х элита ЦК и КГБ всерьез задавалась вопросом, нельзя ли создать независимые политические организации и идеологические проекты, которые с виду представляли бы собой альтернативу коммунизму. Одни организации замышлялись как пятая колонна, как провокаторы, выступающие под чужим флагом и дискредитирующие реформаторов, другие действительно были реальными ставками – манипуляторы надеялись совладать с процессом политических реформ, пустив в ход эти весьма спорные, зато послушные пешки.

Но были и такие проекты, которые в самом деле стремились стать альтернативой коммунизму, навсегда утратившему способность легитимировать режим и мобилизовать население. Одни пытались возродить коммунизм националистического толка, другие – полностью заменить коммунизм чем-то пока еще расплывчато имперским, с «русским духом», лишь бы не выпускать руль из рук и до конца контролировать политический процесс.

При подробном разборе этих проектов задним числом одно имя постоянно возникает в документах, в разговорах с участниками событий и даже в анекдотах, – имя Владимира Крючкова, председателя КГБ. Александр Яковлев, часто пересекавшийся с Крючковым, считал его эдакой «серой мышью» внутри партийного аппарата. В мемуарах, опубликованных в 2005 году, Яковлев писал:

Со всеми вежлив, пишет коряво, вкрадчив и сер, как осенние сумерки. А серые люди склонны принимать себя всерьез, а оттого и комичны, но и опасны. Крючков даже лавры, которые натягивали на его голову, принимал всерьез, не соизмеряя их с размерами собственной головы[292].

Крючков, со своей стороны, в собственных мемуарах (2003 года) называл Яковлева агентом западных спецслужб[293].

По словам Яковлева, Крючков отвечал за арьергардные бои консерваторов, пытавшихся предотвратить распад системы. В это время появляется множество политических проектов с весьма странными названиями и намерениями: остатки «вечно вчерашних сил», как назвал их Яковлев, «группировавшихся вокруг Крючкова, и кучки военных и партийных фундаменталистов лихорадочно пытались приостановить крах большевизма, чтобы сохранить власть. Кое-что получалось, но далеко не все»[294].

Поговаривали, что «Память» на самом деле была первым таким проектом и создавалась она для обуздания демократического процесса. Если бы во главе этого общества не встал явный социопат, «Память» могла бы в итоге развиться в самостоятельную партию. Но это удалось сделать ее преемнице, тоже несомненному творению ЦК и с таким же националистическим уклоном. Названная Либерально-демократической партией, ЛДПР не отличалась ни либерализмом, ни демократичностью.

Владимир Жириновский, лидер ЛДПР, явно претендовал на политическое наследие Васильева. Он стал одним из самых успешных деятелей российской оппозиции, несмотря на подозрительный «послужной список» его партии, всегда голосующей по основным вопросам заодно с Кремлем. Публичный образ Жириновского, возможно, был слеплен с Васильева: Дугин, приближенный к ним обоим, уверяет, что Жириновский слушал записи выступлений Васильева и перенимал его фирменный демагогический стиль. Этот enfant terrible российской политики то и дело завязывал кулачную драку с оппонентами. От него неоднократно слышали призывы к российским солдатам «мыть сапоги в Индийском океане», он требовал возвращения Аляски и грозился сбросить с помощью гигантских вентиляторов ядерные отходы на только что обретшие независимость государства Балтии.

Но если Васильев, очевидно, был настоящим безумцем, Жириновский всего лишь талантливо разыгрывал эту роль, его безумие предназначено исключительно для публики – в частных разговорах он сдержан, внимателен, демонстрирует аналитический ум. Впервые Жириновский обратил на себя всенародное внимание в 1991 году, заняв третье место на выборах президента Российской Федерации. Он сумел отнять у Ельцина 6,2 миллиона голосов – поразительное достижение, учитывая, что он был практически никому не известен. В 1990-е годы был момент, когда ЛДПР занимала четверть мест в парламенте.