Читать книгу "Оранжевый - хит сезона. Как я провела год в женской тюрьме - Пайпер Керман"

Когда Пенсатукки попросила помочь ей написать письмо судье, я вздохнула с облегчением. У нее был относительно короткий срок – около двух лет, – но она пыталась добиться досрочного освобождения на основании содействия следствию. Как и большинство эминемщиц, Пенсатукки словно всегда нарывалась на ссору. Но она была очень несчастна. Она рассказывала об отце своего ребенка и о своем парне, но никогда не упоминала о родственниках. Она показывала мне фотографию сестры, но ни слова не говорила о родителях. Парень Пенсатукки пару раз ее навещал, а отец ее ребенка дважды приводил к ней на свидание маленькую дочку. Интересно, что ожидало ее на воле? Пенсатукки раздражала меня больше Эми, но я сильнее волновалась за нее.

Она была одной из немногих женщин, которые получили в тюрьме хоть что-то хорошее – новые зубы. Когда Пенсатукки только перевели из окружной, ее передние зубы – гнилые и коричневые – так и кричали о ее зависимости от крэка. Она редко улыбалась. Но в последнее время, после нескольких приемов у жизнерадостного тюремного дантиста (единственного тюремного медика, который казался мне вполне компетентным и приличным) и Линды Веги, работавшей его ассистенткой, Пенсатукки преобразилась. Обычно зубы вырывали, но не на этот раз. Белоснежные резцы сделали Пенсатукки очень хорошенькой, а ее пародия на Джессику Симпсон стала еще лучше, когда она наконец смогла притворно улыбаться во весь рот.

Мы с Пенсатукки встретились в маленькой комнатке, которая служила лагерной библиотекой юридической литературы, и склонились над старенькой печатной машинкой.

– Так, Пенсатукки, скажи мне, что должно быть в письме? – спросила я.

Она рассказала о своем сотрудничестве со следствием, а затем добавила:

– И напиши там, что я усвоила урок и все такое. Пайпер, ты ведь знаешь, что сказать!

Я написала о ее содействии следствию, а затем рассказала, что все два года своего заточения она размышляла о последствиях собственных действий и сожалела о них. Я рассказала, как она любит свою дочку и надеется стать хорошей матерью. Я рассказала, как упорно она работает над собой, чтобы стать лучше, и как кокаин забрал у нее все самое важное – здоровье, здравомыслие, друзей и любимых, лучшие годы юности. В конце я написала, что она готова изменить свою жизнь.

Контрабандой передавали сигареты, наркотики, мобильные телефоны и кружевное белье.

Когда я протянула Пенсатукки письмо, она сразу прочитала его и посмотрела на меня полными слез большими карими глазами.

– Как ты все это поняла? – только и спросила она.

Я двадцать пять минут отстояла в очереди, чтобы позвонить Ларри. Мне просто хотелось услышать его голос. Он брал трубку практически всегда.

– Привет, малышка! Я так рад, что ты позвонила. Я скучаю. Слушай, мои родители хотят навестить тебя в эту пятницу.

– Здорово!

Его родители, Кэрол и Лу, однажды уже приезжали ко мне, но на несколько часов застряли в пробке из-за аварии на дороге, а потому появились в лагере только за пятнадцать минут до окончания времени посещений. Ларри тогда был вне себя от злости, а они попросту растерялись.

– Знаешь, у них там еще дела, поэтому я сказал им забронировать номер в отеле. Я не смогу приехать – у меня важная встреча.

Я запаниковала:

– Что? Что это значит? Тебя с ними не будет?

– Я не могу, малышка. Но это ничего – они все равно хотят тебя увидеть.

Совсем скоро раздался мерзкий щелчок, который возвещал, что мои пятнадцать минут уже истекли и тюремная система вот-вот оборвет звонок.

Я пошла к итальянским близняшкам.

– Ко мне приедут мои будущие свекры… Без Ларри!

Они расхохотались.

– Они сделают тебе предложение, от которого ты не сможешь отказаться!

Поп решила, что ничего смешного в этом нет.

– Радуйся, что они хотят с тобой повидаться. Они хорошие люди. Девчонки, что с вами не так?

Мне нравилось, когда ко мне приезжали родные. Встречи с мамой и папой за маленьким столиком напоминали мне о том, что меня любят и что все это в конце концов пройдет и я смогу продолжить свою жизнь. Мой братишка-художник в первый раз приехал ко мне в итальянском костюме, который купил в комиссионке. «Я не знал, что надеть в тюрьму!» – объяснил он. Когда тетя привезла на встречу трех моих двоюродных сестренок, малышка Элизабет обхватила меня руками за шею, а худыми ногами – за талию. У меня в горле встал ком, и я чуть не разрыдалась, обнимая ее в ответ. Но все это были мои кровные родственники. Им по умолчанию полагалось меня любить.

Я всегда прекрасно ладила с родителями Ларри, но все равно боялась их трехчасового визита в тюрьму. Волнение даже привело меня в тюремную парикмахерскую, где я позволила одной из заключенных меня подстричь – и получила слишком короткую, слишком неровную и слишком рваную стрижку. Мне чудом не обрезали челку – в ту неделю они как раз были в тренде.

В пятницу я весь день готовилась к встрече, стараясь привести себя в порядок, – разве что волосы на бигуди накручивать не стала. И вот взволнованные родители Ларри оказались в комнате свиданий. Как только мы уселись за выделенный стол, я поняла, что очень рада их видеть. У Кэрол был миллион вопросов, а Лу с интересом изучал торговые автоматы. Мне показалось, Лу пытается понять, сумел бы он выжить в тюрьме, окажись на моем месте, ведь выживание для него сводилось к наличию пищи. Если я была права, в тюрьме ему рассчитывать было не на что: в стареньких автоматах перед нами лежали лишь тощие куриные крылышки. Время пролетело незаметно – мы даже не скучали по Ларри. Кэрол и Лу весело болтали со мной и казались настолько расслабленными, словно мы сидели у них на кухне в Нью-Джерси. Я была благодарна, что они нашли время со мной повидаться, и по окончании свидания махала им вслед, пока они не скрылись из виду.

Той ночью я задумалась о своей маме. Я переживала за нее. Она поддерживала меня, не теряла оптимизма и самоотверженно приезжала на свидания. Однако мое заключение не могло не сказаться на ней – я не сомневалась, что она постоянно тревожилась за меня. Как ни удивительно, она не стала скрывать, какую катастрофу я устроила, и сообщила о моей ситуации и друзьям, и коллегам. Головой я понимала, что ее все поддерживают на воле, но поддерживать меня в основном приходилось ей, а это было очень нелегко. Как она могла так радоваться нашим еженедельным встречам? При следующем визите я внимательно изучила мамино лицо, но увидела там лишь одно – безусловную материнскую любовь.

После этого Поп поинтересовалась:

– Как прошла встреча с мамой?

Я сказала, что переживаю из-за тяжести, которая по моей вине легла на ее плечи.

Поп выслушала меня и спросила:

– А твоя мама на тебя похожа?

– О чем ты, Поп?

– Она такая же общительная? Такая же веселая? У нее много друзей?