Читать книгу "Злейший друг - Ирина Лобановская"

— Не звали, — пробурчала Ксения. — И вообще кино становится мне каким-то чужеродным… Иногда думаешь: а на что я угробила столько лет?… Пустых и бессмысленных…

Снова веселый, въедливый взгляд.

— Вы извините, отец Андрей… Но в церкви слишком часто грубят… Туда идешь как в святое место, а натыкаешься на откровенное хамство…

Батюшка вздохнул:

— Знаю. Я сам слышал, как батюшка в храме кричал на мужчину, пришедшего в жару в рубашке с короткими рукавами. Как псаломщик ругал женщину в кокетливой шляпе. Один из духовников запретил супружеской паре половую жизнь. С какой стати? Да в качестве искупления грехов. А им было-то по тридцать лет… И они безумно боялись ослушаться своего духовного отца. Другой пастырь запретил молодой женщине, своему духовному чаду, давать ее больному сыну прописанные лекарства, содержащие железо. Свой запрет он объяснил тем, что железо — это металл сатаны. И ребенок, страдавший малокровием, чуть не умер. Но мать, к счастью, пошла за советом к другому священнику. Тот ничего не стал говорить ей о ее духовнике, а задал всего лишь два вопроса: «Из чего сделаны вилка и ложка, которыми пользуется ее духовный отец за обедом, и каким копьем он совершает проскомидию?» Это полностью отрезвило потерянную женщину, и она вылечила своего ребенка. Вот как опасно брать на себя ответственность за судьбы и души людские, если ты сам — духовный младенец! И это опять пример того, как православная традиция может незаметно перерождаться в сектантство, потому что только у сектантов встречается такое жестокое и равнодушное отношение к жизни и здоровью людей. Но это противоречит примеру Христа, оживлявшему умерших и исцелявшему болящих. А что касается порой срывающихся раздраженных слов у служителей Церкви… Тяжек этот труд. И все мы живые люди. Порой бывает всякое. Главное, чтобы не часто.

Ксения вспомнила, как Сашка однажды, явившись домой после причастия, с хохотом рассказывал, что батюшка сурово допрашивал молодых людей, сколько у них за неделю было поллюций. Один робко признался, что семь. «Семь?! — вскричал батюшка. — А почему у меня только две?! Грешник ты, страшный грешник! В аду тебе гореть!»

— А настоящих старцев, вот как были в скиту в Оптиной, теперь больше нет?

— В Оптиной остался один. Там возлагали большие надежды на отца Василия, убиенного на Пасху в девяносто третьем году. Есть в Боровске отец Власий, есть на Соловках. Но их очень мало.

— А зачем люди сами приходят в храм? Что их ведет туда или толкает?

И подумала: а что тебя привело туда? Ответа она не знала…

— Причины самые разные. Но вот еще один парадокс, хотя довольно логичный, — очень часто человека в церковь приводит смерть. Неожиданный уход родного — это водораздел земной жизни. Когда человек вдруг понимает, что он ничего не понимает. А слышал, что Господь своей смертью открыл людям дорогу к бессмертию. И человек идет в храм… Смотрит, слушает, учится… Познает… Открывает Библию… С трудом вникает в непонятные строки и притчи…

Ксения вспомнила строки Ивана Тхоржевского:

Легкой жизни я просил у Бога: Посмотри, как мрачно все кругом. Бог ответил: подожди немного, Ты меня попросишь о другом.

Вот уже кончается дорога, С каждым годом тоньше жизни нить — Легкой жизни я просил у Бога, Легкой смерти надо бы просить.

— А что касается вашего кино… — Батюшка глянул хитро, почти плутовато. — Вот из второго фильма про доктора Лектера… Человек со срезанным лицом говорит девушке из ФБР: «Вы не содрогнулись, глядя на мое лицо, но вы содрогнулись, когда я сказал о Боге!» И там же ее спрашивают: «Скажите, вы задумываетесь о Боге?» Она отвечает сухо, отмазавшись: «Я лютеранка». — «А я не о том вас спрашиваю. Вы не поняли. Я спрашиваю, есть ли у вас вера или нет, обращение к Богу, к Которому вы искренне пришли?» Если взять в абсолютной точности этот диалог, вплоть до оттенка интонации каждого говорящего, лишь заменив фразу «Я лютеранка» на фразу «Я православная», — прозвучит реальный диалог из жизни, абсолютно независимый от фильма. Он произошел между мной и одной сотрудницей центра помощи наркоманам.

Когда Ксения задала отцу Андрею тот вопрос? Кажется, тогда, на пути к дому… Или позже?…

Пыль забивала глаза… Как трудно понять эту жизнь… И себя в этой жизни… Да пробовала ли Ксения сделать это раньше?…

— Мы все-таки родились и выросли в этом мире, то есть в миру, не хотим и не можем выбирать — это вообще для избранных — путь духовного подвига, монастырь. И как нам жить? Ну, вот самое главное… что бы вы посоветовали человеку, который задумался о себе, но ничего пока не знает…

Опять эта неотвязная мысль: кто ты такая на этой земле? Что значишь, что представляешь собой, зачем живешь? Я есмь… но тебя когда-то не было… и ты пришла… для чего?… зачем?…

Быстрый, въедливый взгляд…

— Мне уже задавали такой вопрос. И не раз. Так что не думайте, что он так уж нелеп. Многие думают, что рассказывают на исповеди нечто ужасное. А на самом деле у всех одни и те же грехи. И мы слышим всегда одно и то же, ничего необычного. Как фармацевты всегда в курсе, чем больны их покупатели, так мы всегда знаем, что болит в душах наших прихожан. Попробуйте смотреть на себя как на своего злейшего друга — от которого и все зло, и все добро. Меряйте свои мысли и поступки заповедями Христовыми. Как сумеете, но всегда. И ничего никогда не планируйте — ведь если хочешь рассмешить Бога, расскажи Ему о своих планах. Живите сегодняшним днем, не больше. Вы все равно не в силах ничего изменить, если речь идет о внешнем. Вот себя изменять нужно ежедневно. Не спешите — православие не терпит суеты. Старайтесь делать добрые дела, помогать нуждающимся. На свете только одно никогда не превращается в страдание — это сделанное нами добро. Иоанн Креститель учил никого не обижать, не клеветать и довольствоваться тем, что имеешь. А преподобный Феогност говорил: «Я покажу тебе путь к спасению или лучше к бесстрастию. Докучай Создателю своему, сколько силы есть, молитвами и, чтобы не уклониться от цели своей, ходатаями пред Ним предлагай все небесные силы и всех святых с Пресвятой Богородицей». Так что докучайте, Ксения, докучайте Господу молитвами… Авва Дорофей считал, что люди подобны точкам на окружности, центр которой — Бог. Но вот мы, наконец, пришли…

— В общем, каждый сам себе дирижер, — пробормотала Ксения.

Вспоминай, Ксения, вспоминай… первая встреча… она была особенная… но сколько еще осталось невысказанным, неспрошенным… Да и можно ли наговориться за полдня… Поэтому дорога сюда стала привычной… И городок, выглядевший хмурым. По жизни такой. Да и есть ли в России другие?

Их судьбы печальны, они обречены на медленное и неуклонное вымирание, на нищету во всех ее проявлениях.

Они остановились возле привычной в этом городке серой четырехэтажки. Подъезд пропах кошками. Стены облезали бурой краской, как сожженная на солнце кожа. Глаза резала лампочка, стыдливо освещающая то, что лучше было бы скрыть, — матерные граффити, черные следы поджога на обгорелых почтовых ящиках, мусор по углам…