Читать книгу "Дознание в Риге - Николай Свечин"

– Разумно. Сейчас я прямо отсюда телефонирую в полицейское управление. А вы берите бумагу, перо и пишите.

– Что писать?

– Заявление с просьбой о предоставлении охраны. И укажите в нем, что сообщили полиции важные сведения для поимки вымогателей. Потом пригодится.

Однако Лыков чувствовал, что собеседник не сказал ему всей правды. Явной ложью отдавало, например, его утверждение, что он испугался боевиков и потому откупился. Это Цвейберг-то? Нанял бы латышей Августа, и те за пятьсот рублей искрошили бы вымогателей в тельное. Похоже, пруссак имел на Мартина свои виды и сознательно подтолкнул его на вылазку в Московский форштадт. Ненавязчиво подсказал мысль: прирезать парочку атаманов для создания революционной ситуации… С расчетом на то, что начнется свара и под ее гуд хитрый колбасник расширит свои позиции на форштадте. Ну и ладно; дал конец веревочки, и на том спасибо.

Машина розыска закрутилась. Через час в пожарной станции второго участка Петербургской части была найдена нужная запись. Белобрысого боевика звали Аксель Скрастынь. Для удостоверения личности он предъявил билет номер сорок девять на право ручной ноши. Носильщики в Риге должны получать разрешение на промысел, причем оно бывает двух видов: с тележкой и без. Аксель взял патент с тележкой.

В части разыскали его прошение и выяснили адрес парня: улица Госпитальная, дом четыре. Наряд из сыскной полиции во главе с Лыковым отправился туда.

Квартирная хозяйка Мина Белораб, разбитная тертая еврейка, встретила сыщиков как родных:

– Вот знала я, что место этому юноше в тюрьме!

– А что же нам не сообщала?

– Да! Чтобы он меня зарезал? Я молодая женщина, даже замужем еще не была.

Надзиратели посмеялись и обещали Белораб хорошего жениха. Только она должна сначала сказать, где найти Акселя.

– И нечего его искать, сам к вечеру придет. Днем он делает революцию, а ночует всегда дома.

Сыскные устроили засаду. Лыков предупредил их, что парень только с виду телок и надо готовиться к схватке. По счастью, до крови не дошло. Алексей по привычке взял самое опасное на себя. Когда боевик вошел в темную прихожую, он принял его сзади в объятия. Тот и дохнуть не смог, не то что сопротивляться. Обезоруженного и связанного, парня привезли на Театральный бульвар.

Лыков снял с него первый допрос один на один. На столе лежали револьвер и нож.

– Помнишь меня, Аксель?

– Впервые вижу, – нагло ответил тот.

– Зато я помню. И моих слов судье будет достаточно.

– Для чего?

– Для каторжных работ. Покушение на убийство полицейского чиновника. Лет двенадцать, считай, у тебя уже в кармане. А дел за вами столько, что бессрочную смело могу обещать. Ну?

– Вы о чем?

– Сознаваться будем?

– Чтобы самому себе бессрочную наговорить? Я же не дурак. И вообще, не оскорбляйте меня, спрашивайте вежливо, дайте закурить… Все как полагается. Я политический узник, а не уголовный!

Лыков распахнул ворот рубахи Акселя и увидел черные полосы у него на шее. Это были следы пальцев Галлера.

– Вот еще улика. Подтверждение того, что именно ты убил телохранителя господина Цвейберга.

– Это я в пивной подрался.

– И свидетелей назовешь?

Боевик промолчал.

– Хорошо. Сейчас тебя отправят в следственную тюрьму. Я запросил справку: там девяносто три места. А сидит ровно на сто человек больше. Тесно придется.

– Революционеры должны сидеть в одиночках, – возмутился боевик.

– Это тебе товарищ Мартин сказал?

– Угу.

– Он сейчас тоже сидит. В отдельном кабинете ресторана. Любит, сволочь, красивую жизнь, правда?

– Кто ее не любит?

Вот ниточка, за которую можно потянуть, подумал сыщик. У себя в России он давно бы уже вынес Акселю половину зубов. Но здесь нельзя. Дознание официально ведет Кнаут, он не позволит бить арестанта. И потом, на суде тот может отказаться от своих слов, сославшись на побои. Нет, боевик должен сознаться добровольно. Для этого его надо подготовить.

– Одиночных апартаментов у нас для всякой дряни не приготовлено. Сядешь в общую, самую набитую – за наглость. Новичков там принято угощать жавелевой водой[68]. Против их желания.

– Ничего. Они мои товарищи, угнетенные и обездоленные. Я им все объясню.

Сыщик только усмехнулся.

На другой день Акселя снова привели на допрос. Рубаха на нем была разорвана, под глазами – сиреневые фингалы.

– Ну как, объяснил?

– Несознательные попались… – хмуро ответил боевик.

– Говорить не надумал?

– Нет…

– Ну иди обратно в камеру. Туда сегодня еще двоих посадят. Рецидивисты, мать их… Хозяева тюрьмы. Кстати, тебя угостили жавелевой водой?

Аксель скрипнул зубами и удалился.

Третий допрос Лыков обставил необычно. Скрастыня привезли в ресторан гостиницы «Метрополь», один из лучших в Риге. Сыщик встретил арестанта вопросом:

– Есть хочешь?

– А…

– Официант! Карту сюда. И бутылку наилучшего коньяка.

Аксель быстро освоился. Он внимательно изучил меню и выбрал самые дорогие блюда. Сыщик и глазом не моргнул. Оба наелись до отвала и захмелели. Наконец Лыков заговорил:

– Видишь, как можно жить?

– Да…

– А ты в каторгу теперь пойдешь. И ничего уже нельзя исправить.

– Ничего? Эх…

– Сахалина никак тебе не миновать. Сам виноват! Но и там можно жить по-разному. Поверь, я знаю, о чем говорю. Ты не был на Сахалине?

– Не-е-т.

– А я был. Начальником округа там служил. Насмотрелся.

– Вы для чего мне это говорите, ваше высокоблагородие?

– Вразумить пытаюсь. Нравишься ты мне. Неплохой вроде парень, а поверил этому Мартину. Где он теперь? А Эмиль где? Сидят в безопасном месте и над тобой насмехаются.

У Акселя спьяну задергалось лицо.

– Не говорите так, вы их не знаете, – процедил латыш. – Они мои товарищи по классовой борьбе.

– Борьба, юноша, есть только одна – борьба индивидуума за выживание. Тебя в данном случае. Про Дарвина слышал? Сильный пожирает слабого. Все остальное – демагогия. Пустая болтовня.

Лыков нарочно старался выбирать выражения из предполагаемого лексикона товарища Мартина. Чтобы собеседник услышал знакомые слова и больше в них поверил.

– И вот теперь дилемма. Ты должен сделать выбор: спастись или погибнуть. Выбирай.