Читать книгу "Гиммлер. Инквизитор в пенсне - Андрей Васильченко"

На самом деле волна террора и месть родственникам армейских заговорщиков были отнюдь не единственными последствиями событий 20 июля 1944 года, которые имели непосредственное отношение к Генриху Гиммлеру. Дело в том, что в день покушения Гитлер назначил рейхсфюрера СС командующим резервной армией. На этом посту Гиммлер сменил генерал-полковника Фридриха Фромма, непосредственного начальника Штауффенберга. Фромм знал о готовящемся заговоре, хотя и не принимал в нем активного участия. Став командующим резервной армией, Гиммлер получил одну из влиятельных армейских должностей. Теперь он мог заниматься проблемами вооружения армии, уголовным преследованием армейских служащих, отвечал за лагеря военнопленных, ведал вопросами комплектования и воинской подготовки. Кроме этого Гиммлер мог отныне курировать деятельность всех армейских училищ. Также не стоило забывать о том, что летом 1944 года резервная армия считывала 2 миллиона человек. Принято считать, что назначение Гиммлера командующим резервной армией было реакцией на заговор военных. Якобы это решение должно было унизить кадровых военных, стать своеобразным наказанием. На самом деле для того, кто следил за кадровыми перестановками в Третьем рейхе, такое решение Гитлера не стало бы неожиданностью. Еще 15 июля, то есть за пять дней до покушения на Гитлера, рейхсфюрер СС стал обстоятельно знакомиться в делам генерала-полковника Фромма. Не исключено, что именно это обстоятельство подтолкнуло Фромма встать на сторону заговорщиков. Генерал не хотел, чтобы резервная армия рано или поздно была превращена в эсэсовское оперативное объединение.

Итак, что же произошло 15 июля 1944 года? В этот день Гитлер уполномочил Гиммлера принять в свое ведение пятнадцать дивизий, формирование которых было запланировано на ближайшее время. Это было серьезное вмешательство рейхсфюрера СС в армейскую сферу и позволяло предположить, что в будущем все сформированные соединения будут передаваться Ваффен-СС. Эти полномочия для Гиммлера имели стратегическое значение. Распоряжение новыми дивизиями позволило бы восполнить численность рядов Ваффен-СС, которые к лету 1944 года понесли серьезнейшие потери. Пополнение, которое присылало командование вермахта, было явно недостаточным. Среди прочих задач, которые Гитлер поручил Гиммлеру, также значилось «национал-социалистическое воспитание». Если принимать во внимание, что в мае и июне 1944 года в своих выступлениях перед немецким генералитетом Гиммлер открыто признался в убийствах евреев, то становится понятно, что командованию вермахта намекали — армия становилась исключительно инструментом по достижению политических и идеологических целей. А это означало, что армейские чины были также ответственны за преступные деяния национал-социалистического режима.

15 июля 1944 года, во второй половине дня, Гиммлер должен был встретиться с генералом Фроммом в штаб-квартире фюрера, чтобы информировать того о своих новых полномочиях.

Во время встречи рейхсфюрер СС заявил генералу, что должен был подготовить формируемые дивизии (вскоре они получат звучное название «народно-гренадерские») к тому, чтобы они были подчинены штабу 3-го корпуса СС. Когда же Гиммлер получил реальную власть над резервной армией, границы между формированиями вермахта и Ваффен-СС фактически стерлись. Годом ранее, став министром внутренних дел, он собирался распространить свою власть над всем рейхом и придать старой идее «охранного государственного корпуса» новое звучание. Теперь же, обладая контролем над армией, «охранный корпус» превратился во что-то неимоверно титаническое.

Если рассматривать неудачное покушение на Гитлера с точки зрения изменения внутренней политики, то его можно трактовать как повод, которым воспользовались определенные национал-социалистические политики, чтобы окончательно убедить Гитлера в необходимости начала «тотальной войны». Кроме Геббельса, Бормана и Шпеера, к их числу можно отнести и Генриха Гиммлера. Именно эта четверка в конце войны сосредоточила в своих руках все рычаги управления государством и партией. Причем теперь внимание этой группировки обращалось не на то, чтобы заручиться поддержкой Гитлера, но дабы подорвать позиции некогда второго человека в Третьем рейхе — Германа Геринга. Однако «группа четырех» предпочитала действовать исключительно в качестве окружения Гитлера и никак не выходила за рамки этого статуса. Ни один из четверых не предпринял даже условной попытки убедить всех остальных, что завершение войны было возможно только без фюрера. Выработанная за годы «борьбы компетенций» привычка заручаться поддержкой Гитлера оказалась настолько сильной, что могущественная по своей сути четверка предпочитала безвольно плыть навстречу неминуемому военному поражению.

Гиммлер в качестве командующего резервной армией отдал первые указания уже в ночь с 20 на 21 июля 1944 года. Он стал заменять армейских офицеров, которые так или иначе были связаны с генералом Фроммом, лично преданными ему офицерами СС. Так, например, своим заместителем и начальником штаба Гиммлер назначил начальника Главного оперативного управления СС обергруппенфюрера Ганса Ютнера. Тот сразу же понял, что хочет от него рейхсфюрер СС. В конце июля 1944 года в своем письме Фегеляйну, который представлял интересы СС в ставке Гитлера, Ютнер напишет: «Надлежит собрать команду из самых жестоких командиров, которые будут расстреливать каждого, кто посмеет открыть рот». Сам же Гиммлер в своем обращении к штабным офицерам предпочитал подбирать более сдержанные слова. Он говорил о «глубокой скорби, которая охватила нас, солдат, узнавших о покушении». Впрочем, Гиммлер давно уже не был уверен, что присутствовавшие армейские офицеры действительно скорбели по поводу того, что покушение было неудачным. Но тем менее рейхсфюрер СС призывал вернуться к «истинным солдатским добродетелям», которые являлись лучшим средством в борьбе с духом мятежного неповиновения. В список этих «добродетелей» он внес качества, которые уже не один год пытался привить служащим СС: верность, послушание, усердие, веру. Он заявлял штабным офицерам: «Ваше воспитание, и ваша подготовка были напрасными, если они не основаны на непоколебимой вере в немецкое право и немецкую победу. Я основываю эту веру на ценности германской религии и германской расы. Я убежден, что мы стоим много больше, чем все остальные».

В последние дни июля 1944 года Гиммлеру приходилось не раз выступать. Он хотел обратиться к офицерам каждой из дивизий резервной армии. Внимательному наблюдателю должно было броситься в глаза, что Гиммлер настолько часто употреблял слово «вера», что оно стало походить на некое заклятие. По большому счету Третий рейх пребывал в безнадежной ситуации, а потому Гиммлеру ничего не оставалось, как полагаться на иррациональную «веру».

Несколько иной тон выступлений рейхсфюрер СС позволил себе 3 августа 1944 года, когда встречался с рейхсляйтерами и гауляйтерами НСДАП. Он ни разу не упомянул «глубокую скорбь». Вместо этого он обрушился с гневными обвинениями на «офицерскую клику». Он провозглашал все неудачи, поражения, кризисы «делом рук реакционных и бездарных офицеров генерального штаба». Более того, он заявлял, что «эти офицеры в течение 1941–1943 годов пропитали армию сверху донизу пораженческими настроениями». Подобное недоверие отразилось и на мероприятиях, которые Гиммлер стал осуществлять в качестве командующего резервной армией. В первых числах августа 1944 года он получил от Гитлера разрешение упростить организационную структуру армии, Ваффен-СС, полиции и «Организации Тодта». Гиммлер хотел поставить на решение хозяйственно-экономических вопросов резервной армии Освальда Поля. Когда тот осторожно заметил, что этой деятельностью уже занимается генерал Хайнц Циглер, Гиммлер резко одернул обергруппенфюрера: «Мне совершенно неинтересно, чем занимается господин Циглер и есть ли он вообще на белом свете». После этого Гиммлер запретил Полю передавать командованию вермахта даже самые незначительные сведения.