Читать книгу "Полет шершня - Кен Фоллетт"

Через несколько минут он был уже на проселочной дороге. Оглянулся. Никто не преследовал. Тяжело дыша, побежал дальше, бегом к пасторскому дому, и, миновав церковь, увидел, что дверь кухни открыта.

Родители всегда вставали рано.

Харальд вошел в дом. Мать в халате стояла у плиты, заваривала чай. Увидев его, испуганно вскрикнула и выпустила из рук фаянсовый заварочный чайник. Тот упал на плиточный пол. Харальд наклонился, поднял и чайник и отбившийся носик.

– Прости, мама, что напугал.

– Харальд!

Он поцеловал ее в щеку, обнял.

– Отец дома?

– Нет, в церкви. Вчера не было времени прибраться, так он сейчас расставляет стулья.

– А что вчера было?

Харальд удивился. По понедельникам служба не проводилась.

– Церковный совет собирался обсудить твое дело. Постановили в следующее воскресенье тебя «отчитать».

– Месть Флеммингов, – вздохнул Харальд.

Самому было странно, что когда-то придавал значение подобным вещам.

К этому времени охрана наверняка послана выяснить, из-за чего собаки устроили переполох. Если они работают основательно, могут зайти в близлежащие дома, поискать беглеца по амбарам и по сараям.

– Мама, – попросил Харальд, – если придут немцы, скажи, что я всю ночь спал у себя в постели.

– Что случилось? – всполошилась она.

– Потом объясню. – Было бы натуральней, если б он сейчас дрых в постели. – Скажешь им, что я еще сплю, ладно?

– Хорошо…

Выйдя из кухни, он поднялся по лестнице в свою спальню. Повесил ранец на спинку стула. Вынул фотоаппарат и положил в ящик стола. Мелькнула мысль припрятать его, но, во-первых, не было времени, а во-вторых, спрятанный фотоаппарат – доказательство вины. Мигом сбросил с себя одежду, натянул пижаму и улегся под одеяло.

Из кухни послышался голос отца. Харальд поднялся и вышел на лестничную площадку, послушать.

– Что он тут делает? – спрашивал пастор.

– Прячется от немцев, – отвечала мать.

– Господи милосердный, что он опять натворил?

– Не знаю, но…

Мать договорить не успела. Раздался громкий стук в дверь. Молодой голос произнес по-немецки:

– Доброе утро. Мы ищем одного человека. Может, вы видели кого-нибудь незнакомого за последние несколько часов?

– Нет, никого.

Взволнованность в голосе матери была так очевидна, что солдат не мог это не заметить, но, вероятно, привык, что люди, разговаривая с ним, нервничают.

– А вы, господин пастор?

– Нет, – твердо ответил отец.

– В доме кто-нибудь еще есть?

– Мой сын, – ответила мать. – Он еще спит.

– Я должен осмотреть дом, – произнес незваный гость вежливо, но непреклонно: немец не просил разрешения, а ставил в известность.

– Я вас проведу, – кивнул пастор.

Харальд с бьющимся сердцем вернулся в постель. Он слышал топот кованых сапог по каменным плитам первого этажа, скрип дверных петель. Затем шаги застучали вверх по лестнице. Сначала зашли в родительскую спальню, потом в комнату Арне. Наконец, подошли к двери Харальда. Он услышал, как поворачивается дверная ручка.

Харальд закрыл глаза, изображая, что спит, и постарался дышать ровно и медленно.

– Ваш сын, – тихо сказал немец.

– Да.

Наступило молчание.

– Он провел здесь всю ночь?

Харальд затаил дыхание. Он в жизни не слышал, чтобы отец солгал, хотя бы и во спасение.

– Да. Всю ночь, – ответил отец.

Харальд был потрясен. Отец солгал ради него! Жесткий, несгибаемый, самодовольный старый тиран нарушил собственные установления! Значит, все-таки он живой человек…

Под сомкнутыми веками глаза обожгло слезой.

Сапоги протопали по коридору, по лестнице. Было слышно, что перед уходом солдат внизу что-то еще сказал. Харальд поднялся и вышел на лестничную площадку.

– Можешь спуститься, – крикнул отец. – Он ушел.

Харальд вошел в кухню. Пастор стоял мрачнее тучи.

– Спасибо тебе, отец, – произнес Харальд.

– Я согрешил, – объявил пастор.

На мгновение Харальду показалась, что сейчас разразится буря, но лицо старика смягчилось.

– Но я верую во всепрощение Господа, – заявил он очень серьезно.

Харальд очень хорошо понимал, что творится в душе отца, но не знал, как сказать об этом. Единственное, что пришло ему в голову, – обменяться рукопожатиями. Он протянул руку.

Отец посмотрел на нее. Потом принял и, притянув сына к себе, левой рукой обнял за плечи. Прикрыл глаза, не в силах выдержать накал чувств, и когда заговорил, то голос его, поставленный голос проповедника, прозвучал мучительным бормотанием:

– Я думал, они убьют тебя, – еле слышно произнес пастор. – Дорогой мой сын, я думал, они убьют тебя…

Глава 15

Арне Олафсен от Петера Флемминга ускользнул.

Петер маялся этим, пока варил яйцо для Инге на завтрак. Когда Арне ушел от наблюдения на Борнхольме, Петер небрежно бросил подчиненным: дескать, никуда не денется, скоро поймаем, – но жестоко ошибся. Посчитал, что Арне не хватит находчивости уйти с острова незаметно, и оказался не прав. Как это Арне удалось, он и не знал, но сомневаться, что тот был в Копенгагене, не приходилось, поскольку постовой-полицейский видел его в самом центре города. Полицейский начал преследование, но Арне от погони ушел. И словно испарился.

Некая разведывательная активность, несомненно, велась по-прежнему, с ледяным презрением указал начальник Петера, Фредерик Юэль.

– Олафсен, очевидно, проводит отвлекающие маневры, – заявил он.

Генерал Браун выразился прямодушней.

– Убийством Поуля Кирке прервать работу шпионской сети явно не удалось, – укорил он. И ни слова о назначении Петера руководителем отдела. – Я буду вынужден передать это дело гестапо.

«Разве это справедливо? – размышлял Петер. – Ведь это я раскрыл шпионскую цепь, нашел тайник в тормозной колодке самолета, арестовал механиков, провел обыск в синагоге, арестовал Ингемара Гаммеля, отправился в летную школу, убил Поуля Кирке, вспугнул Арне Олафсена. И все же такие, как Юэль, который не сделал решительно ничего, свели мои достижения на нет и перекрыли продвижение по службе, которого я заслуживаю. Но я еще не сказал своего слова».

– Я смогу найти Арне Олафсена, – пообещал он вчера генералу Брауну.

Юэль принялся возражать, но Петер задавил его возражения.