Читать книгу "Бесцветный Цкуру Тадзаки и годы его странствий - Харуки Мураками"

Но нет. Он покачал головой, отгоняя подобные мысли. Съездить в Мацумото так, чтобы вернуться завтра к утру и успеть на работу, невозможно просто физически. Это ясно, не нужно даже заглядывать в расписание. А завтра вечером он встречается с Сарой. Завтра – очень важный для него день. Какое там Мацумото.

Он допил остывший кофе, выкинул стаканчик в ближайшую урну.

Ему, Цкуру Тадзаки, некуда уезжать. И это, возможно, один из главных принципов его жизни. Некуда уезжать – и некуда возвращаться. Как всю жизнь до сих пор, так и теперь. Единственное место для него – то, где он есть сейчас…

Да нет же, сказал он себе. Все не так.

Если очень хорошо подумать, за всю жизнь пункт назначения у него был только однажды. В старших классах он захотел уехать в столицу, поступить на инженерно-строительный факультет Токийского политеха и профессионально изучать архитектуру железнодорожных станций. Тогда ему было куда уезжать. И для этого он учился изо всех сил. «Шансов поступить туда у тебя от силы процентов двадцать», – холодно бросил ему классный руководитель. Но Цкуру выкладывался на все сто. Никогда прежде он не занимался так самозабвенно. Состязаться за первенство в классе он не умел; но когда появилась осознанная, внятная цель – бросил на ее достижение все силы. И, можно сказать, открыл себя заново.

В результате, уехав из Нагои, он стал жить один в Токио. Страстно мечтая как можно скорее вернуться в родные места и снова встретиться со своими друзьями. Ему было куда возвращаться. Жизнь меж двух этих ориентиров продолжалась у него год с небольшим. Пока внутренняя связь с обоими внезапно не прервалась.

И вот ему стало больше некуда уезжать – и некуда возвращаться. В Нагое по-прежнему был отчий дом, где жили его мать и старшая сестра, а комната Цкуру оставалась нетронутой. Средняя сестра теперь жила в том же городе отдельно. Раз-два в году он возвращался в тот дом, и мать с сестрой всегда были ему рады, вот только разговаривать с ними теперешними было особенно не о чем, а ностальгии по детству он в принципе не испытывал. Они же хотели видеть в нем только призрак – никчемный, оставшийся в прошлом фантом того Цкуру, кем он давно уже не был. Изображая для них такого себя, ему приходилось сильно притворяться. Да и сама Нагоя стала казаться далекой и совершенно безликой. Того, в чем он мог бы нуждаться, как и того, что вызывало бы ностальгию, в городе его детства уже не осталось.

Все, что нужно, давал ему Токио. Сначала вуз, а теперь и место работы. К столице он был привязан профессионально. Хотя и не более. В Токио Цкуру жил тихо, размеренно и осторожно. Словно беженец из другой страны, старался не создавать вокруг себя ни шума, ни беспокойства, чтобы только не отняли вид на жительство. В каком-то смысле он был беглецом от себя самого. И для такого незаметного, анонимного существования Токийский Мегаполис подходил идеально.

Никого в огромном Токио он не мог назвать своим другом. Несколько раз связывался с женщинами, но со всеми расстался. Случайные встречи, легкие прощания. Никто не цеплял сердце так, чтоб остаться в его жизни надолго. Он не хотел такой близости сам, да и от него ничего подобного и не ждали. Все взаимно, пятьдесят на пятьдесят.

Выходит, моя настоящая жизнь остановилась, когда мне было двадцать, подумал Цкуру, сидя на скамейке станции Синдзюку. Все, что случилось со мною потом, особой ценности не имело. Годы пролетали мимо, как ласковый ветерок, не оставляя после себя ни обид, ни печалей. Не вызывая ни ярких радостей, ни бурных страстей. И вот уже ему скоро сорок. Ну ладно, не очень скоро. Но уже не молодость.

А ведь и Эри, если подумать, такая же беженка из собственной жизни. Покинула родину с вывернутой наизнанку душой. Оставила в прошлом все, чем жила до тех пор. И выбрала для себя райские кущи под названием «Финляндия». Там у нее теперь муж и дети. Любимая керамика. Летняя дача у озера, жизнерадостный пес. И даже неплохой разговорный финский. Все-таки она сумела построить свою маленькую вселенную. В отличие от него.

Цкуру скользнул взглядом по «Таг Хойеру» на левом запястье. Без десяти девять. Экспресс готовился к отправлению. Нагруженные багажом пассажиры заходили в вагоны и рассаживались по местам. Закидывали на полки сумки и рюкзаки, включали над креслами кондиционеры, пили что-нибудь холодное. Одна и та же сцена за каждым вагонным окном.

«Таг Хойер»… Часы эти были чуть ли ни единственной реальной вещью, доставшейся ему от отца. Стильный антиквариат, начало 1960-х. Если он не надевал их трое суток, пружины раскручивались, и стрелки замирали. Но в этом их неудобстве Цкуру даже находил особую прелесть. Великолепный в своей простоте механизм. Аналоговый артефакт. Ни кварца, ни микрочипов, только пружины да шестеренки. Проработали уже полвека – и продолжают отсчитывать секунду за секундой, как новенькие.

Часов за всю свою жизнь Цкуру не купил себе ни разу. Те, которые носил, всегда были чьим-то подарком, и он никогда не задумывался, нравятся они ему или нет. Показывают точное время – и ладно. Дешевых цифровых «Касио» для практической жизни вполне хватало. И когда после смерти отца ему достались такие дорогие часы, он поначалу отнесся к ним равнодушно. Но чтоб они не останавливались, приходилось носить их каждый день, и эта маленькая обязанность постепенно вошла у него в привычку. Ему стало нравиться, как приятно они оттягивают запястье, как едва слышно тикают, если прислушаться. Он стал чаще смотреть на часы. И поневоле вызывать из подсознания тень отца.

Если честно, его Цкуру толком не помнил и особенно по нему не скучал. Ни разу на его памяти – ни в раннем детстве, ни позже – не было такого, чтоб они с отцом куда-то вместе пошли или как-нибудь тесно общались. По натуре отец был человеком замкнутым (по крайней мере, дома рта почти не раскрывал), да и в семье появлялся редко – вся жизнь на работе. Хотя теперь Цкуру не исключал, что у папаши просто были женщины на стороне.

Для Цкуру этот человек был не столько отцом, сколько изредка гостившим в их доме богатым дядюшкой. Воспитанием Цкуру занимались мать и сестры. Какую жизнь вел отец, что ценил, во что верил, чем именно занимался изо дня в день, Цкуру представлял очень смутно. Знал только, что родился в Ги́фу, в раннем детстве остался круглым сиротой, его взял на воспитание дядя, буддийский монах, потом он кое-как закончил школу, основал свою фирму, в бизнесе преуспел и сколотил неплохой капитал, который в конце концов и достался Цкуру в наследство. В отличие от многих людей с нелегкой судьбой, о пережитом рассказывать не любил – возможно, просто не хотел вспоминать. Но так или иначе, это был выдающийся бизнесмен с уникальной способностью быстро доставать все нужное и мгновенно избавляться от всего ненужного. Этот талант, кстати, передался его старшей дочери. Средняя сестра Цкуру унаследовала от матери жизнерадостность и общительность. Самому же Цкуру не досталось ни того, ни другого.

Каждый день отец выкуривал более полусотни сигарет и умер от рака легких. Когда Цкуру навещал его в больнице при одном из университетов Нагои, отец уже не говорил ни слова. Именно тогда, казалось, он хотел о чем-то рассказать, но не мог. Пролежал на больничной койке около месяца и скончался. Оставив Цкуру двухкомнатную квартиру в Дзиюгаоке, кругленькую сумму на банковском счету – и механические часы «Таг Хойер».